Исключительное право Адель Фабер - Юлия Арниева

И так день за днем. Мы говорили обо всем на свете, кроме того, что действительно имело значение. Никогда не обсуждали его планы и его прошлое, словно существовал негласный договор — поддерживать видимость обычного гостеприимства, не касаясь опасных тем.

Но однажды вечером, когда мы закончили обсуждать театральные постановки, я не выдержала. Вопрос, который мучил меня все эти недели, вырвался сам собой:

— Ваше Высочество, — начала я, отставляя бокал с вином, — есть одна вещь, которая не дает мне покоя.

Принц Александр приподнял бровь, но выражение его лица осталось спокойным:

— Слушаю вас, мадам Фабер.

— Кто тот несчастный, которого похоронили с королевскими почестями вместо вас? — вопрос прозвучал резче, чем я планировала.

Риган напрягся, бросив быстрый взгляд на принца. В столовой на мгновение повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов на каминной полке.

Принц медленно провел пальцем по краю бокала, словно обдумывая ответ. Затем пожал плечами с удивительным равнодушием:

— Обычный преступник. Подходящего роста и телосложения. Его все равно ждала казнь за убийство, — он отпил глоток вина. — Так что, можно сказать, он провел последний вечер своей жизни в роскоши — изысканный ужин, отличное вино, шелковые простыни. Не каждому убийце выпадает такая честь.

Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Легкость, с которой он говорил о чужой смерти, меня ужаснула.

— Он… он знал, что его ждет?

— Разумеется, нет, — принц усмехнулся. — Ему сказали, что это помилование в честь королевского праздника. Человек умер счастливым, полагая, что обрел свободу. Разве это не милосердие?

Риган опустил глаза, явно чувствуя себя неловко. А я смотрела на принца и понимала, что передо мной сидит человек, для которого чужие жизни — всего лишь фигуры на шахматной доске.

— Вы шокированы, мадам Фабер? — спросил принц, заметив мое выражение лица. — Но ведь этот человек был убийцей. А я… я принц крови, потенциальный наследник престола. Чья жизнь важнее для королевства?

Я не нашла слов для ответа. Принц же продолжил с той же невозмутимостью:

— В большой политике, дорогая Адель, приходится делать непростой выбор. Иногда одна смерть спасает сотни жизней.

После этого мы больше не касались опасных тем.

Риган во время этих трапез обычно молчал, изредка вставляя замечания о хозяйственных делах поместья. Но я чувствовала его взгляд, следивший за каждым моим движением, каждым словом. Он по-прежнему исполнял обязанности управляющего с безупречной точностью, появлялся рядом всякий раз, когда мне нужно было куда-то ехать, сопровождал во время прогулок по окрестностям.

Только теперь я понимала, что это была не забота о моей безопасности со стороны преданного слуги, а надзор. Мягкий, ненавязчивый, но постоянный.

— Риган, — обратилась я к нему однажды, когда мы возвращались с осмотра дальних полей, — скажите честно, как долго вы знакомы с нашим гостем?

Он молчал так долго, что я уже решила — не станет отвечать. Но, наконец, произнес:

— Довольно долго, мадам.

— И вы были посланы ко мне специально?

— Не совсем, — он выбирал слова с осторожностью сапера на минном поле. — Изначально моей задачей было просто наблюдать. Убедиться, что поместье и его обитатели в безопасности.

— А потом?

— Потом обстоятельства изменились. Его высочество нуждался в надежном убежище. Поверьте, без острой необходимости Его высочество ни за что не стал бы подвергать вас опасности.

Мы ехали по знакомой дороге, вдоль которой росли старые дубы, посаженные еще дедом моей тетушки. Солнце пробивалось сквозь листву, создавая причудливую игру света и тени. Обычный, мирный пейзаж, который должен был успокаивать, но сейчас даже он казался мне обманчивым.

— Риган, — я повернулась к нему, — что произошло в столице на самом деле? Почему принц снова вынужден скрываться?

— Мадам, — он покачал головой, — есть вещи, о которых лучше не знать. Поверьте, ваша безопасность зависит от того, насколько мало вы знаете.

— Но я уже знаю достаточно, чтобы оказаться в опасности, — возразила я. — Разве не так?

— Возможно, — согласился он. — Но знать больше — значит подвергнуть себя еще большему риску.

После этого разговора мы больше не касались темы принца и его дел. Я поняла, что Риган не скажет мне ничего существенного, а настойчивые расспросы могут только ухудшить ситуацию. Лучше было делать вид, что меня устраивает роль невольной хозяйки, предоставившей кров случайному гостю.

Но самым странным в этом месяце были гости, настоящие и мнимые. Практически каждый день в поместье прибывали посетители, желающие осмотреть наших лошадей. В первые дни мне было трудно понять, кто из них действительно интересовался покупкой, а кто явился с докладом к принцу.

Граф Молтенберг, например, провел целых два часа в конюшнях, восхищаясь линиями разведения и расспрашивая мастера Жерома о родословных. Но затем я заметила, как он незаметно прошел в дом через черный ход и провел еще час в библиотеке с принцем Александром.

— Интересный человек, — заметил принц за ужином. — Разбирается в лошадях.

— Да, — согласилась я. — Он купил у нас двухлетнего жеребца. Хорошая цена.

— Отличная сделка, — кивнул принц, и мы перешли к обсуждению качества вечернего супа.

Барон Уэстфилд вообще не пошел в конюшни, сразу попросил аудиенции у хозяйки дома, якобы для обсуждения деталей сделки. Но разговор наш длился ровно столько, сколько нужно было для передачи толстого пакета, который он извлек из внутреннего кармана сюртука.

— Документы о родословной интересующей меня кобылы, — пояснил он громким голосом, явно рассчитанным на то, чтобы его услышали возможные слушатели. — Надеюсь, мадам Фабер не откажется их изучить.

— Конечно, — ответила я так же громко. — Изучу и дам ответ через несколько дней.

Пакет я передала Ригану, который без лишних слов отнес его принцу.

Самым же неожиданным визитером оказался молодой человек, представившийся художником. Худощавый, с длинными волосами и мечтательными глазами, он просил разрешения написать портрет Ветра.

— Я специализируюсь на изображении лошадей, — объяснял он, расставляя мольберт в конюшне. — Ваш жеребец настолько прекрасен, что просто не могу устоять перед искушением запечатлеть его на холсте.

Он действительно рисовал — провел в конюшнях целый день, делая наброски. Но я заметила, что его взгляд часто блуждал не по лошадям, а изучал планировку зданий, расположение входов и выходов, места, откуда удобно наблюдать за