Исключительное право Адель Фабер - Юлия Арниева

За окном начинали сгущаться сумерки. Где-то внизу, в гостиной или библиотеке, принц и его люди обсуждали свои планы. Риган, возможно, докладывал о делах поместья. А я сидела здесь, чувствуя себя пленницей в собственном доме.

Встав, я подошла к окну и выглянула во двор. Мой новый автомобиль стоял у ворот, а рядом с ним копошились Жак и Сэм, видимо, изучающие каждую деталь диковинной машины. Хотя бы кто-то сегодня был счастлив!

Автомобиль напомнил мне о проведенном в столице времени, о новых подругах, о том ощущении свободы, которое я испытывала, познакомившись с Кэтрин, Алекс и Делией. Тогда мне казалось, что я обретаю союзниц, людей, которые понимают стремление к независимости.

Теперь же я понимала, насколько хрупкой была эта иллюзия свободы. Стоило мне вернуться домой, как оказалось, что и здесь меня ждут сети, в которых я запуталась еще несколько месяцев назад, сама того не подозревая.

Легкий стук в дверь прервал мои размышления.

— Госпожа? — раздался знакомый голос Марты. — Можно войти?

— Конечно, — отозвалась я, поспешно вытирая выступившие на глазах слезы.

Марта вошла с подносом, на котором дымилась чашка чая и лежал кусок пирога.

— Подумала, что вы проголодались после дороги, — сказала она, ставя поднос на столик. — И… — она помедлила, оглядевшись, словно убеждаясь, что нас никто не слышит, — госпожа, я должна вам сказать, я его узнала.

— Кого? — спросила я, хотя прекрасно понимала, о ком речь.

— Того мужчину, главного среди гостей, — Марта понизила голос до шепота. — Это же Томас, тот самый, которого мы выхаживали четыре года назад! Я его сразу узнала, хоть он и выглядит теперь совсем по-другому.

Я тяжело вздохнула. Конечно, Марта его узнала.

— Да, — тихо подтвердила я. — Это он.

— Госпожа, — глаза Марты расширились от тревоги, — но ведь тогда он говорил, что за ним охотятся, что он в опасности. А теперь он пришел к нам, это значит, мы тоже в опасности?

— Возможно, — честно ответила я. — Но выбора у нас нет, Марта. Этот человек, он не такой, от которого можно просто отказаться.

— Понимаю, — кивнула кухарка, хотя тревога не ушла с ее лица. — Но я должна сказать, госпожа, они ведут себя тихо и вежливо. Не шумят, не требуют особого угощения, даже спасибо говорят, когда еду подаю. И Джеймс следит, чтобы они никого из слуг не беспокоили.

— Это хорошо, — я попыталась улыбнуться ободряюще. — Марта, я знаю, что вас это пугает. Меня тоже. Но обещаю — я сделаю все, чтобы защитить своих людей.

— Я вам верю, госпожа, — Марта выпрямилась. — И что прикажете слугам сказать, если кто спросит о гостях?

— То же, что говорили до сих пор — молчать. Никто не должен знать, кто находится в поместье. Передайте это всем.

— Будет исполнено, — кивнула Марта. — А ужин подавать к обычному времени?

— Нет, — я покачала головой. — Сегодня подайте мне ужин здесь, в комнате. Не хочется спускаться.

— Конечно, госпожа. Приготовлю что-нибудь легкое.

Когда Марта ушла, я села к столику и машинально отпила глоток чая. Горячий напиток с привычным вкусом трав, которые выращивал Пьер в нашем саду, немного успокаивал.

Два месяца. Как я переживу эти два месяца? Как буду вести себя с человеком, который фактически захватил мой дом?

А главное — что будет, когда все это закончится? Принц уйдет, но следы его пребывания здесь останутся. Кто-то может что-то заподозрить, кто-то может донести, и тогда моя спокойная жизнь закончится навсегда.

Я отставила чашку и подошла к окну. Вечер опустился на поместье, зажглись огни в окнах служебных помещений. Где-то в конюшнях мастер Жером ворковал с лошадьми. В кухне Марта готовила ужин. В домике привратника Анри читал газету при свете лампы.

Обычная, спокойная жизнь поместья продолжалась. А я стояла у окна и понимала, что после сегодняшнего дня ничего уже не будет как прежде.

Но что поделать? Оставалось только играть навязанную мне роль хозяйки дома, в котором поселился один из самых опасных людей королевства. И надеяться, что через два месяца я все еще буду свободной женщиной, а не узницей тюремной камеры.

С этими невеселыми мыслями я устроилась в кресле, ожидая ужина и размышляя о том, как выжить в новых обстоятельствах, не потеряв при этом ни достоинства, ни рассудка.

Глава 44

Месяц прошел в каком-то странном полусне. Дни сменяли друг друга с монотонной регулярностью, наполненные осторожными беседами, вежливыми улыбками и постоянным ощущением игры, правила которой знали все, кроме меня.

Завтраки, обеды и ужины в компании принца Александра и Ригана стали привычным ритуалом. Я спускалась в столовую, находила их уже сидящими за столом — принц неизменно вставал при моем появлении, галантно отодвигал стул, осведомлялся о моем здоровье. Риган молча кивал, избегая прямого взгляда, словно между нами не было тех долгих недель сотрудничества.

— Прекрасное утро, не правда ли? — говорил принц, указывая на окно, за которым действительно светило солнце или, наоборот, моросил дождь.

— Действительно, — отвечала я, намазывая масло на хлеб с преувеличенной тщательностью.

— Вчера я заметил, что розы в саду начинают цвести, — продолжал он. — Удивительно, как рано в этом году началась весна.

— Пьер говорит, что зима была мягкая, — добавляла я, и мы могли еще минут десять обсуждать капризы погоды, состояние дорог или качество урожая.

Эти беседы были удивительно… цивилизованными. Принц Александр оказался образованным собеседником с широким кругозором. Он мог часами рассуждать о новейших достижениях науки, о театральных постановках, о литературных новинках. Мы обсуждали книги — он читал Дибера в оригинале и восхищался точностью его социальных наблюдений. Говорили о музыке — оказалось, он неплохо играет на фортепиано и даже сочинил несколько мелодий во время своего изгнания.

— В северных королевствах, — рассказывал он за одним из ужинов, — я часто бывал в опере. Удивительно, как по-разному ставят одни и те же произведения. «Мальста» Мурди в исполнении амеверской труппы — это совсем не то, что та же опера в подаче вирданских артистов.

— Я видела «Мальсту» только один раз, — призналась я. — В Королевском театре, пять лет назад. Должна сказать, Виолетта показалась мне слишком театральной.

— Ах, вы имеете в виду мадам