Жуткая история. Кот - Ксения Горькая

По мнению Хёну – чушь собачья.

Син пролежал под дверью несколько часов. Он не спал, просто смотрел перед собой, каждую минуту надеясь, что вот-вот раздадутся шаги и дверь распахнется. Учитывая, что это было не воспоминание, а сон, было вдвойне странно, что не было никакой перемотки времени, чудесным образом переносящей Сина к последующим событиям. Похоже, он действительно запомнил это именно так: бесконечно долгие часы, проведенные в тихой пустой комнате в абсолютном одиночестве. Должно быть, это тоже было важно для него. Он ничего не говорил, поэтому Хёну не мог понять, о чем он думает, но он чувствовал его вину, постепенно подминающую под себя все остальные эмоции. Кажется, в этот момент он чувствовал себя как нелюбимый ребенок, который спрашивает: «Почему мама меня не любит? Я сделал что-то не так?» Только он спрашивал себя: «Почему хозяин снова ушел, оставив меня одного?», втайне догадываясь, что причина, по которой ушел хозяин, совершенно не связана с его действиями, и болезненно ощущая собственное бессилие.

Спустя несколько часов, когда уже начало смеркаться, он впервые поднялся и оглядел комнату. Нитки были все так же разбросаны по полу. Немного подумав, он стал брать маленькие мотки в зубы и один за другим относить их к холщовой тряпке. Вряд ли он всерьез считал, что Кай ушел из-за ниток, скорее, это была какая-то глупая суеверная надежда, что если он наведет порядок – его хозяин простит его, когда вернется, и больше не уйдет. Он делал это методично и молча, больше не играя с катушками, – не было никакого веселья в играх, когда его не было рядом. Как не было никакого смысла в разговорах. Может, хозяин и не понимал его, но хотя бы слышал. А в пустой комнате его мяуканье никому не было нужно.

Он вытащил один моток приятного выбелено-зеленого цвета и отнес к двери, снова устраиваясь на своем посту. Теперь он смотрел на эту катушку, думая о своем. Чувство вины сменилось смирением и тоской. Он скучал по нему так сильно, что Хёну ощущал это физически. Иногда он оглядывался в сторону стола, судя по всему, вспоминая, как Кай смеялся и обнимал его. За эти несколько часов Хёну со всей ясностью осознал: в жизни Сина нет ничего, кроме Кая. Он буквально был для него всем. Когда его не было рядом, кот как будто и сам переставал существовать. Для него не было понятия «для себя» – все, что он делал, было направлено на одного конкретного зрителя. И как только зритель переставал смотреть – спектакль просто замирал на паузе, терпеливо ожидая, когда Кай снова обратит свой взгляд на сцену.

Хозяин вернулся за полночь. Син оживился, как только услышал звук задвижки на калитке изгороди.

– Вернулся. Ты вернулся.

Он, дрожа от волнения, застыл у двери, нетерпеливо подняв длинный черный хвост вертикально вверх.

Кай зашел в дом, не зажигая ламп, а потому не обратив внимания ни на Сина, ни на нитки, прошел мимо кухни в дальнюю комнату и устало прилег на тонкий матрас на полу, служивший спальным местом.

Син тихонько проследовал за ним, едва слышно ворча под нос:

– Ты не топил. Печь.

Он остановился рядом с его лежанкой.

– Пол холодный.

Его хозяин никак не реагировал на него.

– Ты же заболеешь.

Син ухватил зубами край тонкого пухового одеяла, стопкой лежавшего неподалеку, и подтащил его к Каю.

– Хоть укройся.

Кот боднул лбом его руку, и он неохотно натянул на себя одеяло, что-то устало пробормотав в ответ. Он лежал на боку – так что Син, недолго думая, пробрался под его рукой и устроился возле груди, прижимаясь теплым боком. Несколько минут он слушал его размеренное сердцебиение, чувствуя острую потребность быть еще ближе, а потом нерешительно пристроился теснее, стараясь не встревожить Кая и аккуратно укладывая голову на изгиб шеи. От него неприятно пахло другим человеком, и Син немного потерся мордочкой, чтобы перебить чужой запах. Парень, почувствовав живое тепло, бережно обнял его.

Переполненное нежностью сердце Сина сжалось, и он негромко заурчал. Кай уснул почти сразу, а Син, напротив, упрямо боролся со сном, судя по всему, желая, чтобы утро не наступало, и стараясь сохранить в памяти каждое мгновение.

Чем ближе был рассвет, тем сильнее его безграничное обожание разбавлялось волнением и напряженным ожиданием чего-то. Он еле сидел на месте, время от времени оглядываясь на закрытую входную дверь.

Этот день был особенным для него – Хёну чувствовал это очень явственно. Мягкое утреннее солнышко бесшумно вползло в комнату, поглаживая спящего по скулам и послушным черным волосам, разметавшимся по лбу. Син наблюдал, как полоска света медленно опускалась вниз по его лицу; когда лучи невесомо коснулись ярких губ, со двора послышался протяжный крик петуха.

Кай заворочался и, щурясь, открыл глаза, сразу же встречаясь взглядом с Сином.

– О. Доброе утро! – он ласково чмокнул его в нос и прижал к себе.

– Доброе. Любовь моя.

Кот мурчал, прикрывая глаза.

Парень поднялся с пола, разминая спину, и вышел из дома к бочке с прохладной колодезной водой. Он несколько раз зачерпнул ладонями и умылся, едва слышно шипя и покрываясь гусиной кожей – бочка еще не успела нагреться. Потом он сладко и с чувством потянулся, подняв лицо к солнцу, зажмурив глаза и вытянув руки в стороны. Син наблюдал за ним с восхищением.

– Мне нужно уйти. Хозяин. Но я вернусь.

Кот несколько раз негромко мяукнул.

– Что, небось проголодался? Сейчас я что-нибудь приготовлю, – Кай ласково улыбнулся и скрылся в доме.

– Прости. Так нужно.

Син напоследок посмотрел в темную глубину дверного проема и рванул через забор, сразу же скрываясь в высокой траве. Он несся вперед, не оглядываясь. Острая трава хлестала по мордочке, а за спиной постепенно утихал встревоженный голос Кая, зовущий его по имени.

– По-другому никак.

Шерсть и лапы стали мокрыми из-за утренней росы, он бежал и жалобно мяукал, почти плакал.

– Прости.

Син бежал довольно долго – поле было очень широким. В конце концов трава расступилась, открыв перед ним умиротворяющий вид на пойму неспешной реки. Он нашел глазами крохотную мельницу у самой воды и торопливо направился к ней. Он двигался так уверенно, что Хёну понял: он здесь явно не впервые. Возможно, он следил за Каем или за тем человеком. Или нашел его дом по запаху, кто знает.

Приближаясь ко двору, он стал более осторожным – двигался у границы поля, оставаясь в