Охота за звездами - Джесси Михалик

У меня перехватило дыхание, но, хотя в большой кафельной душевой была матовая стеклянная дверь для уединения, стены не доходили до потолка. Любой, кто заходил в раздевалку, мог нас услышать. Я с тревогой огляделась по сторонам.

– А вдруг кто-нибудь войдет?

– Внешнюю дверь я запер, как только ты появилась. Ты в безопасности. – Он осторожно подвел меня к боковой стене, так что вода поливала наши тела, а не лица. Он развернул меня и положил мои руки на стену, затем осторожно объял меня своим телом, не касаясь, но так близко, что я чувствовала тепло его кожи.

– Хорошо? – спросил он.

Звук его голоса рождал волны, которые прокатывались по моему хребту. Я кивнула. Я видела только его руки, но чувствовала себя защищенной, укрытой. И ничего страшного, что от его рокочущих слов по телу как будто бежали электрические разряды, вспыхивая в ушах и опускаясь ниже.

Значительно ниже.

– Ты такая красивая, – прошептал он хриплым голосом. – Такая сильная, яростная и заботливая. Я хотел тебя с того самого момента, когда увидел, как пылали твои глаза и ты отказывалась отступать. Я хочу целовать тебя снова. Я хочу целовать тебя везде, и пусть ты станешь единственным вкусом в моей вселенной – а потом я увижу, как ты взрываешься под моим языком.

Мое смущение медленно сгорало в безжалостном огне его слов. Моя рука оторвалась от стены и поползла вниз по телу. От первого же прикосновения по нервам пробежали сладостные молнии, и я ахнула от удовольствия.

У Торрана перехватило дыхание, и он напряг руки, пытаясь удержать их на месте.

– Вот так… – простонал валовец.

Сила потекла по мне, лаская все, к чему он не мог прикоснуться.

Моя кожа загорелась от удовольствия, но тревога не покидала.

– Торран… – запротестовала я.

– Это не прикосновение, – прорычал он, и тон голоса был таким низким, какого я еще не слышала. Я задрожала, угодив в паутину страсти и вожделения. – Но такой подход требует безграничного контроля, а я не вполне владею собой… – продолжил валовец мягко и ласково. – Я не буду прикасаться к тебе, но позволь показать, что бы я сделал, если бы посмел. Позволь почувствовать то, что чувствуешь ты.

Мои пальцы, все еще прижатые к холодной стене, согнулись. Я не могла к нему прикоснуться. Я не должна была к нему прикасаться. С учетом его силы мы и так находились в опасной близости от границы, которую я провела. Он мог сколько угодно твердить, что сам принимает решения, и считать это правдой, но, пока я не буду знать наверняка, не переступлю черту.

И все же я чуть наклонила голову, и ему не потребовалось другого сигнала. Сознание Торрана коснулось моего, нагрянув холодной волной силы, и я ощутила желание, которое он жестко держал в узде, а еще глубже – заботу и уважение. Затем он послал мне мысленный образ: я лежу на темных простынях, и его голова между моих бедер.

Я ахнула, когда острое, пульсирующее желание подтолкнуло меня к высшей точке.

– Трогай себя, чо орхобр диу, – грубо потребовал он, упираясь напряженными кулаками в стену.

С Торраном, окружавшим меня силой и заботой, я чувствовала себя в безопасности, защищенной и… драгоценной. Мои пальцы гладили скользкое тепло, пока наслаждение не заглушило все, кроме его ободряющего шепота на ухо.

Желание Торрана ярко горело в глубине моего сознания, отчего мое собственное вожделение достигало все новых высот, и я хотела только одного – повернуться и раствориться в его губах, в его теле.

Только жесткий самоконтроль мешал мне так поступить.

Но даже без физических прикосновений это было самое горячее, что я испытала за весьма долгий период, и мне не потребовалось много времени – я достигла разрядки. Волны наслаждения вырвались на свободу, и я, прижавшись лбом к прохладной стене, содрогнулась с головы до пят.

Прохладный разум Торрана отступил, и его руки прошлись по моей спине, массируя мышцы вдоль позвоночника. Я застонала, когда он нащупал особенно тугой узел. Он продолжал его разминать несколько минут, пока я переводила дыхание и вспоминала, как держаться на ногах.

Когда я выпрямилась, то почувствовала горячее и тяжелое прикосновение к себе, прежде чем он шагнул назад. Я посмотрела на него.

– Ты не…

– Со мной все в норме. Дай руку.

Я подняла правую руку, и он потянул меня глубже под струи воды, а затем принялся разминать окаменевшие мышцы верхней части руки.

– Но… – запротестовала я, утратив дар речи, и махнула, указывая вниз.

Торран взял меня за подбородок и заставил поднять лицо.

– Со мной все в норме, – повторил он. – Я не какой-нибудь неопытный юнец, у которого нет терпения. Я умею ждать того, чего хочу.

– И чего же ты хочешь?

– Тебя, – сказал он с ожесточенным видом. – Когда ты будешь готова и не напряжена. А до тех пор потерплю.

Глава двадцатая восьмая

Я проснулась около полудня, чувствуя себя отдохнувшей и расслабленной. Утром, перед тем как рухнуть в постель, покормила Луну и предоставила ей возможность бродить по дому. Оставалось надеяться, что мебель Торрана не пострадала от ее любопытства.

При мысли о Торране по моему телу прошла волна тепла и на щеках расцвел румянец. Верный своему слову, вчера вечером он помассировал мне руки, завернул в длинный пушистый халат и отправил спать в одиночестве. Границы были немного сдвинуты, но устояли, что вызвало у меня смесь облегчения и сожаления.

Я облачилась в поддевку для валовской брони, затем надела свои обычные штаны и рубашку. Сегодня вечером нам предстояло проникнуть в бункер под станцией слежения. Я старалась умерить свои ожидания, но, как и у Ки, получалось не очень. Я знала, что буду убита горем, если мы сегодня ночью не найдем Сиена.

За дверью ждал поднос с роскошным конвертом, на котором было аккуратно написано мое имя. Перевернув послание, я обнаружила сургучную печать с тем же витиеватым символом, что на транспорте и воротах Торрана.

Я просунула палец под печать и вскрыла конверт. Внутри лежала открытка с текстом, написанным ровным почерком Торрана. Записка была короткой и милой: «Дорогая Тави, надеюсь, ты видела приятные сны. Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда к твоим услугам». И ниже – аккуратная подпись.

Я положила открытку обратно в конверт, а затем убрала его в сумку с личными вещами. Может быть, это сентиментально, но мне хотелось иметь мелочь на память, даже если все закончится ничем.

Я подобрала поднос и направилась на кухню.