Великая река - Токацин

они сложены из молодых камней... известняк - очень старый, и он помнит, как был живым. Я пообещал, что накормлю его... Попроси Богов Смерти, Фрисс, чтобы они были благосклонны к Всадникам Изумруда. Никто из них не спасётся из Нирн а-Тхэннуал...

Они долго спускались. Двое суток Гелин искал, куда поставить лапу, на неимоверно длинной лестнице с выщербленными ступенями, на изрезанной трещинами дороге, плиты которой почти уже исчезли под лишайником и пучками травы, в кустарниковых рощах, опутанных шевелящимися лианами... Иногда, привставая в седле, Фрисс видел вдалеке смутные силуэты хижин, вознесённых на высоких сваях. Вокруг не было никого - только птицы и змеи. В скалах свистел насквозь промокший ветер из болотистой долины. Фрисс кутался в плащ и с опаской оглядывался на зловещие белые ворота. Перевал уже заволокло дымкой... но если там что-то случится, внизу будет слышно. С Нирн а-Тхэннуал не доносилось ни звука, и путники старались хранить молчание. Кажется, даже Нецису было не по себе.

Когда склон стал пологим, а кустарниковые дебри отступили, вытесненные хвощевым лесом и его серебристой травой, Гелин остановился на краю широкой террасы, и путники ненадолго спешились, чтобы размять ноги. Внизу колыхалось свинцово-серое море, озаряемое синими сполохами. Низкие тучи улеглись на кронах гигантских папоротников, и Фрисс впервые увидел их сверху - он был сейчас над папоротниками и над грозовыми облаками. Он смотрел на бушующее "озеро" под ногами, тщетно разыскивая просветы в тучах, и думал о воде. Немало её, должно быть, проливается сейчас там, в долине...

- Полуденный ливень, - криво усмехнулся Нецис, остановившись рядом с Речником. - Нам легко будет затеряться там, Фрисс. В затопленном межгорье никто не найдёт следов. А людей там давно нет.

Речник покосился на него, но не спросил ни о чём.

На обочине древней дороги, едва заметной под пёстрым лишайником, лежал огромный валун - округлый, отчасти погружённый в землю, очень похожий на свернувшегося клубком зверя. На каменных боках были высечены круглые выпуклые глаза - сотни глаз с круглыми и вертикальными зрачками, больших и маленьких.

- Хвала могучей Этуген, держащей на себе мир, - прошептал Речник, склонив голову. - Да будет твой сон мирным...

На камне Этуген не было ни пятнышка лишайника, ни волокна мха. Но не было рядом и жертвенных чаш, и никто не сложил к валуну подношения. Фрисс долго смотрел на тысячеглазое бесформенное изваяние и вспоминал другого духа со множеством глаз... хотел бы он сейчас встретиться с хранителем "Идис"! Даже раскалённый и лучистый хранитель сарматской станции показался бы ему сейчас родным...

Далеко внизу, под пологом туч, уже не изливающихся дождём, но по-прежнему тёмных и хмурых, Речник Фрисс рубил и стаскивал в кучу мокрые ветки папоротника. С каждого дерева бежали ручьи, дорогу залило, в лужах копошились не то червяки, не то ящерицы, и какая-то лиана мерно раскачивалась на ветвях, широко раскинув лепестки красно-чёрных цветов. Перистые змеи не решались покинуть дупла, только провожали Речника недобрыми взглядами - видно, следующий дождь был не за горами.

- Нецис! - окликнул Фриссгейн Некроманта, сваливая папоротник на дорогу. Тут же сверху плюхнулся Алсаг и начал вылизывать плечо, блестящее от медузьей слизи. Гелин недовольно фыркнул и спихнул кота в лужу, прежде чем лечь на ветки самому. Он еле поместился на настиле, ушедшем под его тяжестью в дорожную грязь.

- Та-а... Фрисс, мне кажется, на лучший костёр мы можем не рассчитывать, - вздохнул чародей, кивая на творение своих рук - дымящийся ворох мокрых обрубков хвоща. Они больше чадили, чем горели, но Речник обрадовался огню.

- Алсаг! - позвал он Хинкассу. Та настороженно подошла к костру, громко чихнула и примостилась на краешке сухого камня, с которого только что поднялся Некромант. Фрисс покачал головой и накрыл кота своим плащом, присаживаясь рядом.

- Смотри, Фрисс, - маг показал Речнику пригоршню чёрных камешков. - Это базальт из Зорких Гор. Он прочный, но к утру, думаю, удастся его растолочь. Этого хватит на много зелья...

- Ты великий алхимик, - вздохнул Фрисс, - если в такую погоду и после такой дороги ещё думаешь о зельях. Ложись лучше спать. Все мы устали, а что будет завтра - даже загадывать не хочу. Здесь плохая вода - и её слишком много. Сегодня мы ехали - а завтра, Река моя Праматерь, не пришлось бы нам плыть...

Нецис сосредоточенно разглядывал осколки базальта и на Фрисса не смотрел.

- Я постою на страже, - негромко отозвался он. - Отдыхайте. Ваш сон не потревожат. Ночные дожди здесь редки.

Сверху шмякнулась большая медуза, стекла по плечу Речника и уплыла куда-то в болото. Фрисс поморщился и посмотрел, приложив ладонь ко лбу, вперёд - в темноту, быстро сгустившуюся над затопленной и заросшей мхом дорогой. Впереди склонялись полуутонувшие папоротники, чахлые и кривые, вздувались буграми стволы и корявые ветви Самуны, плавали в чёрной воде облетевшие лепестки Гхольмы, пустившей корни прямо в плиты мостовой. Болото подступало к дороге вплотную, и из темноты доносилось гулкое булькание пузырника - растение не отличало день от ночи и не умело молчать.

- На дороге вырос мох, - покачал головой Речник, направляя в темноту луч церита-фонарика. Кроме мха, он увидел на древней мостовой пузатые "бочонки" пузырника, перепахавший дорогу корень Самуны, облепленный мелкими папоротниками, и здоровенного дикого кота с багровой шерстью и сложенными за спиной крыльями. Кот, сверкнув глазами, молча сгинул во мраке.

- И не только мох, - пробормотал Фрисс, убирая светильник. - Нецис! Ты видел когда-нибудь, как по этой дороге идёт караван? Вот мне было бы интересно на это посмотреть...

Нецис поднял голову и криво ухмыльнулся, ссыпая камешки в карман.

- Здесь двадцать два века не ходят караваны, - отозвался он. - Здесь, в межгорье, три дороги. Караваны ходят по двум другим. Сюда, на тропу Нирн а-Тхэннуал, спускаются те, кто хочет укрыться. Это путь на Тешамген, Фрисс. С тех пор, как Тешамген пал, эта тропа заброшена.

"Ещё один город мертвяков..." - Речник тяжело вздохнул. "Но хоть бы они за дорогой следили! Не проснуться бы ночью по шею в трясине..."

И всё-таки под замшелыми плитами мостовой была высокая насыпь. Фрисс не верил в неё, пока пробирался по папоротниковым чащам и прорубался сквозь заросли сырой менессы, но тут он убедился - насыпь всё-таки была. А вот теперь