Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

как можно более длинные предложения, используя максимально сложные слова. Когда сильно увлекался, даже начинала болеть голова, но эта боль была приятной. Чудно! Словно мазохист какой-то. О, ещё одно диковинное слово, но почему-то с каким-то неприятным привкусом. Почему так, пока непонятно.

А ещё я заметил, что за отвлечёнными размышлениями нудная работа протекала плавно и как-то даже незаметно. Поэтому даже удивился, когда понял, что вымыл всю палубу. Больше наблюдавший за мной, чем работавший, Чухоня явно надумал выдать ещё какое-нибудь совершенно бесполезное задание, но, наткнувшись на мой угрюмый взгляд, решил, что не стоит.

Эта его робость точно ненадолго, так что лучше куда-то спрятаться. Наш «Селезень», конечно, слишком маленький для игры в прятки, но я уже нашёл место, где можно отсидеться, так что вернулся к Гордею, и мы продолжили наши уроки.

Глава 2

Где-то через час занятия снова прервали. Лампочка над головой вдруг мигнула, и я даже испугался, что произошла какая-то поломка, но, как оказалось, это всего лишь сигнал, которым капитан привлекал внимание глухого механика. После двойного мигания стрелка на странной половинке часов с надписями, указывавшая на «полный ход», перескочила на «средний ход».

Гордей засуетился, прокручивая какие-то вентили и переводя здоровенные рычаги из одного положения в другое. Мне было безумно интересно наблюдать за происходящим, но я понимал, что снаружи точно творится нечто более увлекательное. Разобраться в работе этой чудесной машины я всегда успею. Так что тут же выскочил на палубу и не прогадал. Поражавшие своей дикой красотой просторы озера не особо изменились, но как-то очеловечились, что ли. Я заметил две маленькие лодки, тянувшие за собой сеть. На берегу из кустов выглядывала любопытная детвора, а прямо по курсу движения нашего ушкуя виднелась расположившаяся у самой воды деревня. Рассмотреть можно было лишь часть её, остальное скрывал густой лес. Так что непонятно, насколько она большая.

Бревенчатой конструкции, расположенной на берегу озера, в плане надёжности было очень далеко до каменных пирсов речного порта Пинска, но под уверенной рукой капитана «Селезень» встал как влитой. Мне вообще показалось, что строилось всё это специально под наш ушкуй.

Вид раскинувшейся на берегу деревушки вызывал у меня двоякие эмоции. С одной стороны, для меня, как городского жителя, всё было в диковинку, особенно обилие дерева. У нас весь город был построен в лучшем случае из кирпича, а в худшем вообще из самана. Здесь же кирпичными были только печные трубы. При этом деревня казалась вполне обычной, будто я уже видел множество таких же, разве что жители одеты слегка несовременно. Даже я на их фоне смотрелся настоящим модником. Мои картуз и куртка хоть и были сильно потрёпанными, и донашивал я их после того же Осипки, но пошиты на фабрике, а у местных большая часть нарядов явно смётана своими руками. Взрослые смотрели в сторону корабля насторожённо, а вот вездесущая детвора стесняться не собиралась, хоть и подходить слишком близко не спешила.

— Проклятые язычники, — прошипел стоящий неподалёку Чухоня.

Я с удивлением повернулся и увидел, что вышедший из двери рубки Данила тоже смотрел на берег как-то слушком уж враждебно. Честно говоря, их реакция меня слегка удивила. С чего такая злоба? Но затем где-то из глубин моей души поднялась какая-то мутная волна, а в памяти всплыло всё то, что о язычниках рассказывали в тётушкином кабаке. А ещё страшные сказки, гулявшие среди детворы. Удивительно, но, когда я снова посмотрел на деревню, она словно изменилась. Будто кто-то то ли стёр с неё радужный флёр, то ли накрыл омрачающим покрывалом. Казавшиеся минуту назад светло-серыми бока бревенчатых изб стали угрюмо-грязными, а стоящие там люди из любопытных и чуточку недоверчивых превратились в откровенно озлобленных и явно желающих зла чужакам.

От удивления я даже закрыл глаза и потряс головой, пытаясь настроиться на то, первое впечатление и абстрагироваться… во какое красивое слово… от своих суеверий. Открыв глаза, понял, что помогло. Обычная деревня, обычные люди, за исключением того, что под рубахами носят не кресты, а свои языческие знаки. Если отбросить всё наносное и подумать о том, что они сами лишают себя защиты и благодати Господа, то деревенских можно даже пожалеть.

От этих явно лишних в данный момент размышлений меня отвлёк крик капитана, после которого Данила с Чухоней спрыгнули на бревенчатый причал и начали наматывать стянутые с корабля канаты на торчащие над настилом верхушки опорных свай. Я почему-то подумал, что нужно запомнить, как именно закрепляются эти самые канаты. Раньше Чухоня делал всё на пару с Осипкой. В следующий раз лучше самому проявить инициативу, а то вон как Данилка зыркает на меня.

Закончив с работой, племянник капитана так шустро запрыгнул обратно на борт судна, словно на причале его мог кто-то укусить. А вот капитан не проявил ни малейшего беспокойства и, сохраняя солидный вид, перебрался на пристань. Затем он перешёл на берег и уверенно зашагал по ведущей в центр селения дороге. Причём я подметил, что оружия у него с собой не было. Не прихватил даже револьвер, который дядька Захар не снимал и во сне. Мне дико захотелось пойти вместе с ним, но, так как никто не звал, пришлось умерить свои желания.

Как ни пытался сохранить объективную оценку, но воцарившееся на «Селезне» напряжение потихоньку захватывало и меня. Стало даже жаль, что под рукой нет хоть какого-то оружия. Это тоже странно, потому что раньше я ничем опаснее кухонного ножа не пользовался, да и то после того, как порезался, пытаясь чистить картошку, на кухню трактира меня больше не пускали. Напряжённое ожидание угнетало, и даже захотелось спрятаться в машинном отделении Гордея, но я пересилил себя и остался на палубе.

Минут через пятнадцать на дороге наконец-то появился наш капитан. Шёл он достаточно быстро, но при этом сохраняя достоинство и стараясь не показывать поспешности. А ещё, когда дядька Захар подошёл ближе, я увидел на его лице крайнюю озабоченность.

— Ох, чую, недобро всё пошло. Что-то атаман смурной совсем. Как бы не пришлось удирать отсюда несолоно хлебавши, — проворчал Чухоня, на что оставшийся как бы за старшего Данилка злобно зашипел:

— Хватит каркать, ворона старая.

Опытный ушкуйник не показал свою обиду, ведь понимал, что имеет дело с племянником капитана, да и парень был куда крупнее его. Впрочем, случись драка на ножах, я бы поставил как раз на Чухоню. Поговаривали, что в этом деле он мастер.

Наконец-то капитан забрался на борт и почему-то тут же уставился на