Последние боги: Пробуждение - Марк Егорчев

не болел так сильно, как раньше. Я приподнял рубашку и замер. Рана, которая ещё недавно пульсировала огненной болью, теперь была почти затянута, остался лишь неровный шрам. Я потрогал кожу — гладкая, будто прошло несколько недель, а не пару дней. Что со мной происходит? Я восстановился быстрее, чем должен был… но как? Это ненормально. Моё тело меняется… но в кого? В что?

Я стиснул зубы, снова поднял голову. Камера была темна, но я мог различить силуэты. В углу лежал Слава — всё ещё без сознания. Его дыхание было тяжёлым, но стабильным. А вот другой вопрос тревожил меня куда сильнее.

Где Диана?

Я резко сел, несмотря на боль, и сжал кулаки. Они забрали её? Убили? Или… или что-то хуже? Грудь сжалось от ярости. Дыхание участилось. Я не знал, что хуже — неведение или собственное воображение, рисующее самые ужасные картины.

Какой смысл во всей этой борьбе, если тебя в любой момент могут сломать? Смысл в том, чтобы не дать им этого сделать. Меня били, но я всё ещё жив. А если я жив, значит, у меня есть шанс.

Я медленно провёл пальцами по шраму на боку. В голове крутилась одна мысль: "Я не позволю им решить мою судьбу. Я сделаю это сам."

Я должен выжить. Ради родителей. Ради брата. Ради Кости. Ради Дианы, если она ещё жива. Ради себя. И ради мести.

Глухой стон заставил меня обернуться. Слава зашевелился, поморщился, потом резко закашлялся. Его лицо было покрыто синяками, один глаз заплыл. Он попытался приподняться на локтях, но тут же осел назад.

— Чёрт… — прохрипел он, пытаясь сфокусировать взгляд. — Где мы?

— В аду, — мрачно ответил я.

Слава моргнул, потом заметил двоих других узников. Это были бывшие охранники СИЗО. Один из них, лысый крепыш с перебитым носом, кивнул.

— Очухался, салага? Добро пожаловать в наш уютный уголок.

— Что произошло? — Слава с трудом поднялся, опираясь на стену.

Второй охранник, худощавый, с русыми волосами, устало вздохнул:

— Нас используют как живца. У этих уродов нехватка припасов, оружия, алкоголя, баб. Они устраивают вылазки, а мы идём первыми. Если где-то прячется мутант — он бросается на нас. Они же спокойно отстреливают его с расстояния. Нам даже палку не дают, так что вариантов у нас немного.

— Проклятье… — Слава закрыл лицо руками.

Я собирался задать новый вопрос, но скрип двери прервал нас. В камеру ввалились пятеро уголовников, вооружённых огнестрельным оружием. Один был массивный, с коротким ёжиком, сжимал в руках автомат. Другой — щуплый, но с колючими, злыми глазами, держал пистолет. Третий — долговязый с вытянутым лицом, медленно поглаживал дробовик. Четвёртый, грузный, с лысым черепом, закинул на плечо помповое ружьё. Пятый, худой с нечитаемым выражением лица, держал тесак. Они переглянулись и ухмыльнулись, видя наш страх, а затем медленно двинулись вперёд, заполняя собой тесное пространство камеры.

— Ты. Пошли, — кивнул ёжик на одного из охранников.

Тот побледнел, но встал, не подавая виду. Он знал, что сопротивляться бесполезно. Его вывели, дверь заскрипела снова.

— Ну а с вами, сукины дети, у нас отдельный разговор, — ухмыльнулся долговязый. — Вы убили наших братанов. Это была ошибка.

Он шагнул вперёд и с силой ударил Славу в живот. Тот согнулся, задыхаясь. Я попытался броситься на него, но тут же получил удар сапогом в грудь. Меня впечатало в стену, воздух вышибло из лёгких.

— Запомните, мрази, — зло прошипел ёжик, нагнувшись ко мне, — мой кореш сдох из-за вас. Я сделаю так, что вы будете молить о смерти.

Щуплый взял Славу за волосы и хмыкнул:

— Но не сразу. Пока у нас есть другие люди, мы с вами развлечемся. Но когда кончатся…

Он не договорил, но смысл был ясен. Мы с Славой будем страдать до последнего, пока у банды не закончатся расходные пешки. А потом — нас ждёт мучительная смерть.

Долговязый ухмыльнулся, достал нож и лениво прокрутил его в пальцах.

— Но сначала… пора повеселиться.

Я сжал зубы, чувствуя, как во мне закипает ненависть.

Щуплый вытащил из-за пояса плоскогубцы и щёлкнул ими, проверяя ход.

— Давай-ка начнём с пальцев. Посмотрим, сколько вам нужно, чтобы завыть, как сучки.

Слава дёрнулся, но тут же получил удар прикладом в лицо. Я попытался что-то сказать, но массивный уголовник впечатал меня обратно в стену.

— Никаких разговоров. Только крики, — ухмыльнулся ёжик.

Двое уголовников схватили Славу, выкрутили ему руки за спину и начали методично ломать пальцы. Хруст был оглушительным. Слава заорал, его крик эхом разнёсся по камере. Я рванулся вперёд, но меня тут же ударили прикладом в живот, затем по лицу. Я рухнул на пол, захлёбываясь кровью.

— Потише, не убей его, — лениво бросил долговязый, наблюдая за моей борьбой. — Он нам ещё нужен.

Другой бандит достал нож и зажигалку, раскалил нож над огнем и медленно провёл им по плечу Славы, оставляя обожжённую плоть. Слава уже не мог кричать, только судорожно дышал, кусая губы до крови.

— Так-то лучше, — усмехнулся ёжик. — А теперь твоя очередь.

Меня подняли и поставили на колени. В глазах двоилось, голова кружилась. Я слышал, как щёлкают плоскогубцы.

Боль пронзила мизинец левой руки, когда его с силой сдавили. Я закричал, но это лишь вызвало у них улыбки.

— Кричи громче… — процедил долговязый, наклоняясь ко мне. — Твой вой мне нравится.

Я собрал остатки сил, поднял голову и ухмыльнулся.

— Извините, ребят, но у вас руки из жопы. Хотите, научу, как пальцы правильно ломать? А то как-то жалко вас, стараетесь, а выходит так себе.

Долговязый нахмурился, а ёжик злобно выдохнул. Затем резко ударил меня в живот.

— Ах ты, тварь…

Я закашлялся кровью и с трудом выдавил:

— Да ладно, не злись. Вон, у твоего друга вообще лицо, как будто его высрали. Или это он мутировал?

Щуплый со злостью врезал мне кулаком в лицо. Кровь потекла по подбородку, но я лишь усмехнулся сквозь боль.

— Да вы хуже мутантов. Хоть бы умывались иногда, а то вонь такая, что даже страх исчезает.

Бандиты нахмурились. Ёжик шагнул ко мне, сжав кулаки. Он хотел, чтобы я сломался. Но я не собирался давать им это удовольствие.

— Ну что, ребят, пытки пытками, а можно хоть перекусить? А то после ваших «развлечений» есть захотелось. Правда, я не ем говно, так что ваши рожи не предлагайте.

Ёжик рявкнул от злости и замахнулся, но долговязый остановил его.

— Не сейчас. Пусть помучается, но не подохнет раньше времени.

Меня бросили обратно на пол. Я чувствовал, как во рту солоноватый привкус крови сменяется горькой ненавистью. Но