Князь Системы – 1 - Сергей Шиленко

Я собирался попрощаться с Сайласом, но он уставился на меня, постукивая по подбородку одним из своих длинных, когтистых ногтей.

— Еще нет, — улыбнулся он. — Ты выглядишь как человек, заинтересованный в других вещах.

— Каких других вещах? — медленно спросил я.

— Ну, у тебя есть кровать, но как насчет того, с кем разделить эту кровать? — Он ухмыльнулся мне и поднял бровь самым отвратительным образом, прежде чем взглянуть на Кузьму. — Если только вы двое не…

Мы с Кузьмой переглянулись.

— Нет, нет, нет, — поспешно сказали мы оба, махая руками перед собой.

— Нет?

— Нет, — настойчиво сказал я. — Он мой советник.

— То, что он твой советник, не означает, что нет границ. Многие племенные вожди ложатся со своими…

— Переходи к делу, — сказал я. — Что ты имеешь в виду?

Гоблин оглядел пустую палатку, убеждаясь, что никого нет рядом. Он безмолвно повернулся и повел нас через палатку в затемненную область. Мы последовали за ним через запертую дверь в гораздо меньшую часть палатки, освещенную единственным фонарем, свисающим с потолка.

Ряд гораздо более ценных предметов выстроился на импровизированных полках по обеим сторонам небольшого пространства. Некоторые из них были узнаваемы как золотые и серебряные изделия, идолы и украшения, а другие я вообще не мог понять.

В глубине комнаты стоял большой куб, по два метра с каждой стороны, накрытый простыней.

Сайлас сдернул простыню своей когтистой лапой, и я, честно говоря, не знал, чего ожидать после его намеков про «разделить кровать». Но уж точно не живого человека в клетке.

Девчонка, надо сказать, сломленной не выглядела, хотя ситуация у нее была хуже некуда. Лет двадцати с небольшим, волосы светлые, спутанные. Лицо симпатичное, если не считать злого, загнанного взгляда, а также рваного тряпья, заменявшего одежду.

Но что больше всего меня удивило, так это ее звериные ушки торчавшие из волос. Судя по полосам и расцветке они явно были тигриные. И…

Я на короткое время остолбенел. В памяти всплыл образ тигрицы, которую я не спас в заповеднике, и вот теперь, после смерти, я снова встречаю тигрицу. Это случайное совпадение?

— Выпусти меня отсюда, ты, червяк! — вывело меня из шока злое шипение девушки. Она обращалась к Сайласу, сверкая глазами. — Мало того, что уже со мной сделали?

— Характерец у девицы, видите ли, строптивый, — хмыкнул Сайлас, обращаясь ко мне. — С учетом этого могу предложить скидку, если заинтересуетесь.

Я окинул взглядом сначала клетку, потом этого торгаша.

— Какого хрена здесь происходит? — голос мой прозвучал глухо. Я не отступал, просто медленно перевел взгляд с Сайласа на девушку, коротко кивнув ей, мол, вопрос не к тебе.

— Какие-то проблемы, господин? — Сайлас заметно напрягся, его угодливый тон испарился. — Не хотелось бы недопонимания.

— Проблемы сейчас начнутся у тебя, — спокойно ответил я, не повышая голоса, но глядя ему прямо в глаза. — Объясни, почему у тебя человек сидит в клетке.

Кузьма тут же засуетился, издал какой-то нервный смешок, больше похожий на икоту, и дернул меня за штанину.

— Ха-ха, это… небольшое недоразумение, господин Сайлас! Мой владыка… э-э… ценитель своеобразного юмора! — Он выразительно стрельнул в меня глазами, кивая в сторону. — Разрешите на пару слов с коллегой, буквально на секунду.

— Разумеется, — протянул Сайлас, не сводя с меня подозрительного взгляда.

Кузьма оттащил меня в самый темный угол их импровизированного склада.

— Василий, ты чего творишь? — зашипел он. — Нас же прирежут обоих, если ты сейчас начнешь качать права!

— О чем ты вообще? — я старался говорить тихо, хотя внутри все кипело. — Людей в клетках держать — это нормально по-твоему? Это же работорговля чистой воды!

— Приятного мало, согласен, — буркнул Кузьма, оглядываясь. — Но тут такие правила. Одно племя захватило другое — все, что на их земле, становится трофеем. Ресурсы, оружие, скот… и люди тоже.

Я уставился на него.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно. Судя по всему, племя этой девчонки разгромили, а ее саму выставили на продажу. Обычное дело.

— Дикость какая-то, — пробормотал я, глядя, как Сайлас что-то сосредоточенно выводит в своей записной книжке, будто ничего не произошло. Руки так и чесались подойти и свернуть этому гоблину его хитрую шею. — Так и тянет пойти и объяснить ему политику партии.

— Можешь, конечно, попробовать, — мрачно отозвался Кузьма. — Только учти, тогда все племя Рудорыдов явится на нашу землю и устроит там показательную порку. А нас, если ты не забыл, всего двое. Сам же слышал: они народ не кровожадный, но за монету глотку перегрызут и не поморщатся. Так что горячиться сейчас — самый верный способ быстро закончить наше славное правление.

Я сжал кулаки.

— И что теперь? Стоять и смотреть?

Кузьма тяжело вздохнул.

— Боюсь, особо вариантов у нас нет, Василий. Мне очень жаль.

Я снова посмотрел на девушку. Та даже не пыталась изобразить щенячью преданность, просто смотрела в пол, вцепившись в прутья клетки. Отчаяние в ее глазах было таким густым, что его можно было резать ножом, и никакая показная строптивость этого не скрывала. Да, слезы блестели, хоть она и старалась их не показывать.

Подавив острое желание свернуть Сайласу шею, я вернулся к нему. Раз уж ввязался, надо доводить дело до конца, хотя ситуация была откровенно дерьмовой.

— Что ж, Сайлас, раз уж мы выяснили, что у меня специфический взгляд на твои… развлечения, давай к сути, — процедил я. Кузьма рядом едва заметно дернулся, но промолчал — видимо, решил, что лучше не вмешиваться, пока я снова не начал объяснять гоблину политику партии подручными средствами.

— Разумеется, мистер Василий, — Сайлас снова нацепил свою угодливую маску. — Итак, вы заинтересованы?

— Заинтересован, — подтвердил я. — Сколько просишь за этот… товар?

— Ну, учитывая ее, скажем так, непростой характер, — Сайлас выразительно хмыкнул, — готов уступить за каких-нибудь двести золотых.

Двести! В кармане сиротливо звенели семнадцать монет, еще десятка была отложена на конюшни. Сумма, конечно, смешная для такого предприятия.

— Двести? За колючую девчонку в рванье? Ты, часом, не перегрелся на этом вашем солнце, Сайлас? — я скептически хмыкнул. — Пятнадцать, и по рукам.

— Ты думаешь, я стою пятнадцать золотых?