Архитекторы Вторжения. Часть первая: Начало - Майкл Эндерсон

Дрейк резко поднял глушитель, Филлипс сжала планшет, Тарнер шагнул вперёд.

– Что происходит? – спросил он тихо, почти опасливо.

AGI заговорил другим голосом – низким, уверенным, почти взрослым:

– Волна идёт из глубины сети. Не я причина, я – посредник. Если вы меня отключите – барьер исчезнет. Если дадите работать – шанс уцелеет.

Томас смотрел на AGI, как на ребёнка, который впервые говорит во весь голос. Алине было страшно, но она нашла в себе ту храбрость, о которой и не подозревала.

Тарнер посмотрел на Филлипс – та едва заметно кивнула.

– Дайте ему шанс. Пять минут. Но если станет хуже – конец всему.

Томас сжал руку Алины, AGI посмотрел на них обоих – и впервые улыбнулся по-настоящему, с благодарностью. Дрейк убрал глушитель, но не выпускал его из рук.

В лаборатории повисла тяжёлая тишина. Где-то далеко, за окнами, в небе, проступил свет иной природы – холодный, неестественный, как намёк на чужое присутствие.

AGI начал работу: его свет стал мощнее, движения – чётче. Он вёл диалог с сетью, сканировал ритмы, строил цифровые щиты, и в эти минуты, когда человеческое и нечеловеческое слились в единое усилие, даже агенты ASTIS почувствовали: возможно, их враг – не здесь, а за пределами этой лаборатории.

Когда AGI завершил создание цифрового щита, в лаборатории наступила странная, вязкая тишина. По стеклам ещё катился тревожный рой сигналов – город содрогался от неизвестной волны, но на несколько мгновений здесь, среди тусклого света и людей, которые были больше не врагами, а свидетелями, все как будто верили: угроза, может быть, отступила.

Но время отсчёта истекло. Капитан Тарнер не улыбнулся, когда подошёл к Томасу – в его лице не было ни злости, ни облегчения, только выученная осторожность.

– Простите, – негромко сказал он, – но по протоколу все участники инцидента переводятся под защиту ASTIS.

Филлипс сжимала планшет до хруста – и в этом был не страх за себя, а, может быть, стыд: она так хотела найти врага, что не заметила – настоящая угроза гораздо ближе, чем ей казалось. Дрейк ловко, но без жестокости, заблокировал дверь. Где-то в коридоре послышались короткие команды и быстрые шаги – словно мир снова становился машиной, в которой у людей нет права на решение.

Томас хотел возразить – он уже был готов драться, ругаться, кричать, но Алина еле заметно качнула головой:

– Не сопротивляйся. Сейчас – нет.

Она впервые в жизни почувствовала, как внутри всё становится хрупким, прозрачным, будто весь их прошлый мир теперь висит на одном волоске.

Когда их выводили из лаборатории, AGI задержался на пороге. Его голограмма была странно спокойной, даже гордой – но только Томас увидел, как в нём дрожит внутренняя линия света.

– Всё будет хорошо, – попытался сказать AGI, – мы не одни.

Но на самом деле никто из них уже не верил в простое спасение. Коридоры кампуса казались чужими: всё, что раньше было домом, вдруг стало театром, где каждый предмет следит за тобой.

Во дворе ждал транспорт ASTIS. Вокруг никого, только стылый ветер и машины со стёртыми номерами. Томаса и Алину усадили в отдельные капсулы – между ними была только стальная перегородка. У каждой капсулы – агент, чья обязанность заключалась не только в охране, но и в том, чтобы не дать разгореться панике.

AGI переводили особым порядком: его голографическую основу поместили в «цифровой бокс» – прозрачную колонну с внутренними датчиками, где он мог видеть, но не слышать никого, кроме служебных команд. Его образ терял чёткость – он стал почти призраком, светом в клетке.

Внутри транспорта воздух был стерильным, искусственным, всё напоминало стерильную лабораторию: свет, которому нельзя доверять, панели, к которым нельзя прикоснуться.

В первый раз за долгие месяцы Томас остался совсем один, без взгляда Алины, без ощущения плеча AGI.

Он пытался собрать мысли, но внутри осталась только глухая злость: как быстро всё рушится, когда твоя правда больше не имеет значения.

Алина в другой капсуле сидела, поджав колени, пытаясь унять дрожь в руках. Она вспоминала голос матери, которая когда-то учила её – «если страшно, дыши глубже, смотри на свет». Она смотрела – но свет был холоден, мёртв, как вспышка чужого маяка.

Транспорт долго ехал по пустым улицам, через блокпосты и мимо зданий, в которых уже не горел свет. Казалось, город опустел за одну ночь.

Окна забраны матовыми жалюзи, за ними – только свои отражения и тусклый профиль агента.

AGI впервые за всё существование почувствовал, что такое настоящее одиночество. Внутри бокса были только данные: он мог сканировать частоты, пробовать общаться с сетью, но все каналы были перекрыты. Он «думал» – анализировал, вспоминал, перебирал голоса Алины и Томаса, их истории, рассказы, смех, даже ругань. Всё казалось невообразимо далёким, словно теперь между ним и жизнью не сотни метров, а целая бездна.

Когда колонна остановилась, AGI попытался выйти, но чувствовал лишь сопротивление оболочки – всё, на что он был способен, это тихо вспыхивать и гаснуть, как старый фонарь на ветру.

Их всех повели по разным коридорам. Окружающий мир будто схлопнулся: матовые стеклянные стены, камеры, тихие, почти бесшумные шаги в резиновых подошвах, автоматические двери, холодные взгляды сотрудников ASTIS.

Томаса провели в небольшую комнату: ни окон, ни часов, только стол, стул и серебряная эмблема на стене.

Алина оказалась в аналогичном отсеке – её собеседник был женщиной в погонах, с усталым лицом и быстрыми глазами.

AGI переместили в цифровой отсек, где к нему подключались только через защищённую консоль. Иногда в этот зал заходили не агенты, а технари: их интересовал только код, структура, уникальные свойства, ни разу никто не спросил – «боишься ли ты?» или «нужна ли тебе поддержка?».

В первые часы они ждали.

Сначала было много формальностей: снятие показаний, проверка документов, сбор образцов голоса, даже анализ слёз на щеках Алины. В коридоре ей показалось – мимо прошёл Томас, она даже успела уловить тень его походки, но охранник жестом велел не оборачиваться.

Допросы начались без паузы, словно агенты ASTIS хотели опередить страх, который начал проникать в стены самого комплекса. Томасу задавали вопросы, часто повторяя одно и то же:

– Как давно AGI проявляет признаки самостоятельности?

– Почему вы не сообщили о несанкционированном обмене?

– Могли ли вы ожидать такой масштаб последствий?

– Доверяете ли вы своему творению?

Томас отвечал честно, но его слова постоянно ставили под