Дорога – мой дом - Алекс Войтенко

Сашка, хоть и не хотела ни в какую, оставлять отца одного, но пришлось это сделать, да и прекрасно понимала, что отец, таким образом спасает ее от смерти. В Кокшенево жила тетка, троюродная сестра отца, вот и направилась туда в надежде получить помощь. Тем более, раньше, тетка не однажды приезжала в Омск, и всегда ее привечали со всем радушием, и никогда не отпускали без подарков.

Уже через год-полтора, до нее дошли слухи о том, что деревню сожгли, а тех кто еще оставался жив просто застрелили. С одной стороны, это может быть и правильно, ведь в противном случае хворь могла перекинуться на город, и тогда вообще приключилась бы беда. Но все равно было обидно. Особенно вспоминая то, что подобное случалось и раньше, еще при царе, но тогда, вместо солдат в одну из деревень нагнали целую кучу студентов медиков. Жителям это может не особенно и помогло, но хотя бы кто-то, да выжил. Сейчас все было наоборот, хотя власть во все горло кричала за народ, а как дошло до дела, просто уничтожили этот народ и на том успокоились.

Девушка же, доплыла до Большеречья, там смогла сесть на пароход, который доставил ее до Кокшенево, небольшое село, неподалеку от Муромцева. Вот только, тетка, к которой она так стремилась попасть, к тому времени уже померла, а ее сыну, дальняя родня, оказалась не нужна. Разумеется, на улицу ее не выгнали, но и особенно не церемонились, поселив в каком-то сарае.

А тут в местном охотничьем хозяйстве, которое организовала новая власть, потребовались охотники. Саша же, с самого детства ходила с отцом, и прекрасно знала и тайгу, и стреляла, как тот Робин Гуд, одним словом, пристроилась к этому делу да так и прижилась. Что же касается этой избушки, все оказалось достаточно интересно. Не сказать, чтобы просто, но тем не менее. Из рассказа девушки вышло, что крест, появившийся сам собой на скале, заметили еще давно.

— Говорят, еще было безвластие, и этот крест обнаружил, отец Григорий, тот самый что держал банду, сначала в Кораблино, затем, когда прижали перебрался на правый берег, а после ушел на восток, вслед за Колчаком. Он, вроде как, за старую веру воевал. Одним словом, поставил здесь молельную избу. Оказалось, что, когда произошел обвал, на этом месте уже стояла чья-то охотничья заимка. Причем заимка капитальная из высушенной лиственницы, и сделанная по уму. Обвал засыпал тот дом, а крыша, которая его перекрывала, не выдержала веса камней, и рухнула внутрь избы. А когда атаман увидел этот крест на скале, то распорядился очистить этот дом от камней, часть выгреб, часть утрамбовал, затем бросил поверх стен новые лаги и поставил новый сруб, назвав его молельным домом. Мы сейчас, в нем и находимся. То, что под ним находится погреб, так у староверов по этому поводу свои понятия. Вроде как погреб необходим, чтобы или прятаться здесь, или же принять смерть от супостата, защищая это место. Одним словом, это считается, как бы богоугодным делом. Когда я сюда вселилась здесь в погребе стояли две бочки, одна наполненная водой, вторая пустая, но с запахом сала. Последнее наверняка выгребли уже красноармейцы, разгонявшие староверов, а бочка никому оказалась ненужна. Кроме того в подвале валялось множество лавок, видимо готовились, к защите дома.

Девушка на мгновенье прервалась, и поднявшись со своего места, воскликнула.

— Да, что же это я, в доме гость, а я его байками потчую. — начала накрывать на стол. Позже, когда мы уже пили самый настоящий чай, она продолжила свой рассказ.

— Молельный дом, просуществовал недолго. Вначале прогнали отца Григория, затем староверов, вдобавок ко всему, пригнали каких-то мужиков, и те как могли искромсали крест, что красовался на скале, под предлогом того, что все это предрассудки, и никакого бога нет, а с этой избы, сбили башенку с крестом, а после отдали этот дом, охотничьему хозяйству. Они же и подлатали крышу. Ну, а так как я, вроде как, охотник-промысловик, а собственного жилья не имела, разрешили занять этот дом мне. С тех пор и живу.

— И не страшно, одной-то.

— А, что делать Сергей Пет…

— Просто Сергей, — перебил я девушку. Можно Сережа, Серега, киргизы звали меня Серикбай, а китайцы — Саэргай, а в Европе — Серж. Давай лучше так, а то назовешь при людях по отчеству, и пиши пропало, дворян здесь не жалуют. Да и какой я сейчас дворянин, когда той страны, что жаловала дворянство уже и нет, как бы.

Девушка, услышав мои имена, прыснула в кулачок, а затем вновь став серьезной произнесла.

— Страшно конечно, Сережа, только жить-то надо. Куда деваться. Здесь я хотя бы хозяйка и никто мне не указ. А у тетки в доме, царствие ей небесное, Гришка, как выпьет или с приставаниями лезет, или шкурки, что я добыла, потихоньку крадет и пропивает. Сюда несколько раз приходил, но я его быстро отвадила. Сам то он кроме стакана, ничего в руках и не держал, а шкурки нынче дороги. Сам видишь, что на столе, все благодаря им. В магазинах ничего этого не достать, а за сденный мех, пожалуйста, привезут что угодно есще и спасибо скажут. А не сдашь план, то и охотничьих припасов тебе дадут вдвое меньше, и с продуктами проблемы, и тогда хоть зубы на полку. А план, что ни месяц, так все выше и выше, и никого не волнует, сезон-не-сезон. Вынь да положи.

— Меня, не прогонишь? Обещаю приставать не стану.

— Да хоть бы и пристал, не велика беда. Получишь пинка в одно место и забудешь все на свете. Что-что, а сдачи я давать научилась, жизнь заставила.

— Слушай Саня, а ты никогда не думала уехать отсюда?

— Да может и думала, да только куда. Здесь вроде, как и устроилась. Может и не совсем хорошо, но не голодаю. Семьи конечно мне не создать, чужая я здесь для всех. Да и Гришка гад, пустил слух, что я с Верхней Пади сюда приплыла. Я хоть и отрицала это всегда, но народ скорее местному пьянице поверит, чем пришлому, поэтому, что-то сватов засылать не торопятся, боятся, что хворь во мне осталась, наверное. Да и честно говоря, я и сама уже привыкла к этой доли, что и желания нет особенного. Конечно, я от дочки или сына, бы не отказалась, но невенчанной прижить это грех, да и не