Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

на производство пистолетов и ружей, он склонялся отдать Марфу за какого-то ушлого и пронырливого казака на службе у знатного боярина. А теперь думал, что и более добрую партию выгадать для Марфы можно.

Кощунственно так говорить, но, может, есть маленькая крупица хорошего в смерти сына этого Тараса. Не будет разочарования от того, что сыну приказчика князя Юрия Ивановича Ромодановского последует отказ. Отец ведь хотел для Марфы подбирать уже более знатного и богатого жениха.

— Будет нам, дядька Тарас, лясы точить… — сказал я, стараясь ускорить разбирательства, да перейти уже к тому, зачем я сюда и прибыл.

— Чего, говоришь, точить?

Я не стал уточнять и развивать тему про использованные мной слова. Быстрее…

— Хватит досужих разговоров. Открывай двери, у меня письмо от Григория Григорьевича Ромодановского. Мы прибыли вывезти всё его добро в Кремль, — строго сказал я. — На том сам князь стоит.

— А и не открою, коли слово своё не дашь, что батюшку нашего Юрия Ивановича с собой заберёте. Коли он не преставился ещё, так жить будет. И без него я не пойду, — артачился Тарас.

В это время звуки боя в соседних усадьбах уже попритихли. Мало того, первые три телеги выехали за ворота усадьбы Языкова. Пошло, значит, даже и там дело. А я тут… Уже начинал терять терпение.

— Письмо возьми, прочти, да и дверь открой! — чеканил я каждое слово. — Не откроешь, так зараз пушки подкатим и разнесём всё.

Молчание было мне ответом. Я уже было подумал, что меня игнорируют, мало ли, а то ещё и изготавливаются к бою. Однако, когда на десятых секундах установилась почти идеальная тишина, смог расслышать разговор за воротами.

— Да знаю я его. То ж Егорка, сын Ивана Стрельчина, сотника, у коего голландские пищали и пистоли брали для боевых людей батюшки нашего, — услышал я голос Тараса.

— А не ведаешь ли ты, что Григорий Григорьевич Ромодановский с батюшкой нашим Юрием Ивановичем местничали и поныне в ссоре пребывают? А мы-то ж некоторых людишек Григория Григорьевича побили плетьми, — сказал другой голос.

Я знал, что такое местнический спор. Если родственники стали выяснять отношения, кто из них стоит выше, то это такая ссора внутри рода, что лучше бы и подрались. После драки еще можно выпить, да помириться. А вот когда местничуют бояре, то это на всеобщем обозрении.

— То верно, местничают, да в ссоре. Однако же…

— Бах-бах! — послышался издали звук выстрелов.

— Прошка, беги и прознай, кто и почему стрелял! — развернувшись в сторону всё так же стоявших колонной стрельцов, приказал я.

Выстрелы были со стороны одного из наших блокпостов, там, где была перегорожена одна из дорог, ведущая к усадьбам. Оставалось надеяться, что это не бунтовщики сумели так быстро организоваться. А отпугивают разрозненные банды мародёров.

Лишь только ещё минуты через три, к моему удивлению, стали распахиваться ворота Ромодановской усадьбы. И не калитка открывалась, которая здесь была, а сразу ворота. А потом даже я немножко пошатнулся. Не от страха — от неожиданности, что там увидел…

Мужики, среди которых большую часть составляли и вовсе безусые юнцы, стояли на изготовку. Лица их были решительные. К бою готовые.Причём, держали они в руках не те пищали фитильные, которыми в большинстве вооружены стрельцы, а самые что ни на есть кремнёвые ружья.

Но даже не это заставило меня удивиться. Вряд ли стоило предполагать, что, если тем, кто спрятался за достаточно массивными, пусть и деревянными, стенами усадьбы Григория Григорьевича Ромодановского, удалось отбиться от грабителей, то они это сделали без помощи оружия.

А бой тут был, ну или какая форма противостояния. На утрамбованной земле возле усадьбы я видел следы крови… Тел только не было.

Удивили же меня две пушки. Две, ити ж е-мать, пушки! И, главное, уже развернутые в нашу сторону. И рядом с ними стояли с пальниками на вид суровые и решительные мужики. Если такие пушки ударят по нам картечью, ну или как в это время такое называется… дробом. Не то что мало не покажется, а как бы не смели всю мою колонну за раз. А потом ещё и из своих ружей накроют, завершат разгром. И преспокойно при этом закроют обратно ворота. Пока еще успеет к нам подмога.

Мы во всём Кремле нашли лишь три пушки, из которых одна была порченая, вторая с трещиной ствола. Тут же аж две — и на вид целёхонькие, новые орудия. Теперь понятно, почему если и грабят, то только соседние усадьбы. Чтобы этих вояк взять, нужна отдельная армейская операция. И её не будет, пока вопрос с Кремлём бунтовщики не решат. А значит, не будет никогда.

— Давай, стрелец… полковник стрелецкий, коли не брехал нам, письмо твоё от Григория Григорьевича Ромодановского, — ко мне вышел облачённый в доспехи, в шлеме-ерихонке мужик.

И волком смотрит — вот-вот махнёт назад, и те шмальнут.

— Ты кто таков будешь? — сказал я, жестом показывая своим стрельцам не делать лишних движений.

С десятниками мы ранее договорились, что поднятая вверх ладонь означает — стоять и не двигаться. Если сейчас кто-нибудь из стрельцов выжмет спусковой крючок и произведёт выстрел… ну, что ж, пожил чутка в следующей жизни, и хватит. Ибо из меня картечь в один миг сделает решето.

— Я — голова сотни боевых холопов князя Юрия Ивановича Ромодановского, Алексей Дробатый, Матвея сын, — горделиво представился сотник.

Ага, немного ситуация прояснилась. Пока у каждого богатого помещика есть своя маленькая армия, в зависимости от количества сох [мера площади земли], помещики должны выставлять на войну определённое количество воинов. Если не хватает таких воинов, то помещик со своими сыновьями является на службу сам.

Судя по всему, у Юрия Ивановича, старшего Ромодановского, хватало земли и ресурсов. Причём не только для того, чтобы собрать боевых холопов, но и чтобы оснастить их современным убойным оружием. Сильны Ромодановские! Тут упомянули какую-то ссору между ветвями этой фамилии. А если бы не ссора, то ещё неизвестно, кто у руля русской державы стал бы.

Мы одновременно с головой боевой сотни князя посмотрели в сторону выезжающей из усадьбы Языкова телеги. А потом ещё одной… причём, вторая была явно не наша.

— Грабить прибыли? — зло и недоверчиво спросил Алексей, Матвеев сын.

— Читай! — указал я на бумагу, которую в руках уже держал Дробатый.

— Кхе! Кхе! — закашлялся вояка. — Тарас,