Вперед в прошлое 13 - Денис Ратманов

— Я тоже ненавижу, — вздохнул я, — но они правят миром, не мы.

— Если есть добро и зло в… метафизическом смысле, то миром правит Сатана, — поделился соображениями Каналья. — Я давно это понял, до службы еще. А во время службы уверился окончательно, потому и запил.

— Попытаемся что-то с этим сделать, — улыбнулся я. — Не сейчас, позже. Не глобально, так хоть локально.

Каналья недобро улыбнулся, помолчал немного и не выдержал, выпалил:

— Наивный чукотский юноша! Кто тебе позволит что-то изменить? Только высунешься — сразу башку снесут. Мир он спасать вздумал! Сиди тихонько, целее будешь.

Он повернул голову, встретился со мной взглядом, и уверенности в его глазах поубавилось. Если бы он знал, что я не собрался, а уже вовсю спасаю мир, причем весьма успешно!

Мы без проблем доехали до нашего города, постояли в пробке среди пыхтящих грузовиков, проехали насквозь заводской район, и машина запетляла на серпантине, собирая хвост недовольных водителей легковушек. Сжалившись над ними, Каналья съехал в карман, и легковушки, благодарно мигая аварийкой, вырвались на свободу.

Глядя на них, Каналья удовлетворенно сказал:

— Мелочь, а приятно.

А мне подумалось, изменит ли хоть что-то этот его поступок. Может, водитель приедет домой не злым, не наорет на жену, которая работает в операционной, она не проплачет всю ночь и не забудет салфетку в больном во время операции. Больной, соответственно, не умрет.

Пропустив колонну, мы поехали дальше, и вскоре начался мой любимый участок дороги: с одной стороны — искрящееся море, с другой — горы с шапками из облаков. Перед норд-остом облака будто бы уплотняются и начинают стекать по оврагам, словно лавины в замедленной съемке. Это видно и из Николаевки, но, когда находишься ближе, дыхание перехватывает, так и кажется, что вот-вот реальность снимут с паузы, белая волна хлынет вниз и сметет стоящий у подножия курортный городок, где я удачно продавал кофе. Теперь на столь мелкую прибыль не хочется тратить выходной. Хотя народ наверняка соскучился по кофе, и можно уступить кому-то место, например, Дену Памфилову, который мертвого уговорит.

Делать было нечего, я почитал биологию, потом географию, закружилась голова от тряски, и я уставился за окно, где начались горные пейзажи, ласкающие чувство прекрасного: овитые вечнозеленым плющом деревья, разлапистые сосны с кручеными стволами, растущие прямо на скалах.

Ехали мы медленно, собирая колонну. Каналья не ленился съезжать на обочину, где можно было, и пропускать легковушки. Он дожидался следующего грузовика, прятался от гаишников за ним. Потому что скоро пост, и велика вероятность, что нас остановят и выпотрошат. Документы-то на товар есть, Каналья изготовил липовые печати, но кого это трогает? Промариновать нас могут до поздней ночи и вполне могут выставить Каналью пьяным… В общем, посовещавшись, мы решили заплатить инспектору сразу, если он начнет вымогать деньги.

— Чур меня, чур меня, — проговорил я, увидев вдалеке пост ГАИ и скопление грузовиков возле него.

Каналья сбросил скорость, задышал часто и глубоко.

— Попытаемся соскочить, — подытожил он. — Будут вымогать — заплатим.

Вообще, конечно, чудо, что нас не трогали столько времени. Может, и сейчас… Однако мордатый розовощекий сержант жезлом указал Каналье, где остановиться. Напарник выругался, вытащил деньги из кармана, разделил их на две части. Там был целый пресс мелкими купюрами.

— Добрый день, сержант Илья Горбатюк, — представился мордатый. — Документы, пожалуйста.

Каналья достал из бардачка стопку бумаг, глянул на меня, поджав губы. Он умеет договариваться, уверен, все у него получится. Опустив стекло, я следил за напарником и слушал, о чем они разговаривали с гаишником.

Горбатюк принялся перебирать документы, посмотрел на улыбающегося Каналью, кивнул на кузов, потом — на табличку «Пустой». Каналья сделал удивленные глаза, хлопнул себя по лбу — забыл, дескать, убрать ее. Лицо Гаишника было непроницаемым, он еще раз кивнул на кузов. Каналья залез туда, отогнул борт, размотал мешки, подтащил один к краю, чтобы Горбатюк прочитал маркировку. Тот кивнул, запрыгнув вслед за Канальей. Обернувшись, я смотрел, как мент проверяет каждый мешок, потом просматривает документы на товар.

Все было чисто. То, что это все липа — не проверить никак. По идее, гаишник должен был нас отпустить, но он спрыгнул на землю и повел Каналью, видимо, дышать в трубочку. Тот выгреб деньги из кармана и жалобно проговорил:

— Это все, что есть. На сдачу приготовили. Нету больше. Все вложили до копейки!

Вот же сука жадная! Мало ему пятерки. Тогда Каналья вытащил мелочь из другого кармана, но гаишник только поморщился.

Вернулся Каналья в сопровождении двух мордатых пузатых инспекторов уже не такой дружелюбный. Один инспектор катил перед собой тачку. Второй запрыгнул в кузов и потащил мешок муки, подал его коллеге.

Суки мрачные! Они решили взять товаром! Конечно, что им те десять тысяч, когда можно забрать девятнадцать — ровно столько стоят пятьдесят килограммов муки.

Каналья наблюдал за грабежом обреченно, уперев руки в боки, я скрипел зубами, но понимал, что, если не отдадим им то, чего они хотят, потеряем все. Таковы правила, а я еще влиятельность не отрастил, чтобы бросать вызов системе. Однако, когда проклятый Горбатюк потащил второй мешок, мир окрасился в багряные тона.

Двумя мешками не ограничилось, и Горбатюк потянулся к третьему. Каналья что-то ему сказал — голос утонул в реве мотора фуры, и я ничего не услышал.

У нас собирались забрать шестьдесят тысяч — две месячные зарплаты — только потому, что могли это сделать! Будем возникать — потеряем больше.

Злость захлестнула и понесла, я высунулся из окошка и крикнул:

— Уважаемый сержант Горбатюк, вам должно быть стыдно! Положите мешок на место!

Гаишник округлил глазки-щелочки, а я проговорил:

— Вы больше никогда никого не ограбите так, как сейчас. И никогда не возьмете взятку. Вы будете служить государству и честно делать свою работу.

Слова сами срывались с губ, вколачивались в темечко ошалелого от безнаказанности мента — пока невидимые и незаметные, но, судя по остекленевшему взгляду, непререкаемые. Если гаишник на меня не бросился, значит, внушение сработало⁈

— Положите мешок. Двух вам более чем достаточно, — проговорил я.

Мент положил мешок, но тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и спустил коллеге третий мешок. Тем они и ограничились, поволокли добычу к себе в гнездо, махнув Каналье — езжай мол.

— Счастливой дороги! — крикнул напарник Горбатюка, будто издеваясь.

Каналья сплюнул под ноги, уселся за руль и проворчал, не глядя на меня:

— Ты зачем вмешался? Зачем их злишь? У них нет ни стыда, ни совести. К чему ты взывал?

— Не было стыда и совести, теперь будут, — ответил я.

Каналья посмотрел на меня,