Шарлатан V - Квинтус Номен

Глава 3

Успех «советской» музыки на итальянском фестивале был, конечно, очень полезен с точки зрения экономики, но при всем своем чисто финансовом результате решающего значения он не имел: ведь сначала Зинаида Михайловна нужный станок оплатила из уже накопленных средств, и лишь затем денежки за него смогла вернуть с продажи пластинок. Инструменты музыкальные тоже итальянцам (и вообще западным европейцам) неплохо зашли — но от них пока выручки была на порядок меньше, чем от пластинок. Правда, пластинки были «одноразовым» вливанием зарубежных копеек в советскую экономику, а электроскрипки вроде как обещали не особо сильный, но постоянный приток валюты — но все равно всерьез на деньги от такой торговли рассчитывать не приходилось. Да, очень нам повезло, что на станок в полтора миллиона швейцарских франков сразу другого покупателя не нашлось, мы на этом, как посчитала товарищ Коробова, полтора года сэкономили на строительстве турбинного завода. Да и то: станок-то был нужен для производства паровых турбин, а завод изначально строился под турбины водяные. Однако сам факт появления такого станка в СССР прилично так на планы по электрификации страны повлиял.

То есть чуть ли не коренным образом повлиял: в Средмаше сразу же поменяли техзадание на разработку следующего поколения реакторов для АЭС. Потому что раньше в планах предусматривалось использование на одной такой станции двух харьковских генераторов по двести двадцать мегаватт, а теперь, учитывая потенциальные возможности строящегося завода, в проект заложили турбины по триста мегаватт. И я об этом узнал сразу после того, как началась подготовка производства новых корпусов для реакторов в Выксе, где уже смонтировали все нужное для этого оборудование, включая пресс на двадцать четыре тысячи тонн для поковки деталей этих корпусов. То есть я раньше слегка ошибся: на нем ковались не заготовки целого корпуса, а только отдельных его частей (хотя и на самом деле громадных частей), но все равно можно было корпус реактора собрать всего из трех заготовок. Но даже это я считал не самым великим достижением, а действительно великим я счел то, что в Выксе выстроили еще один громадный цех, в котором уже готовый корпус изнутри будет покрываться нержавейкой, причем не с использованием трудоемкой (и очень непростой) наварки металла, а с помощью плазмотронов. Правда, это было еще более трудоемким делом, но проведенные «материаловедческие» исследования (их как раз товарищи из Саровского института провели) вроде бы показывали, что в этом случае срок службы этого корпуса можно будет почти вдвое увеличить…

Про плазмотроны я тоже от Зинаиды Михайловны узнал — потому что очень недешевую (если не сказать «безумно дорогую») установку там поставили за счет средств, выдранных ею как раз из бюджета моего института. То есть не из самого бюджета, который целиком из казны поступал, а из денег, которые институт зарабатывал. Но не из Валькой части, там все до копеечки шло на новые «сельскохозяйственные» исследования, а из того, что добывали мои инженеры, программисты, физики и математики. Но и физики с математиками добывали очень много (особенно много как раз физики «добывали», на заводе в Ваде), но и вклад программистов рос каждый день буквально: они с многочисленных предприятий страны получали денежки за «внедрение» многочисленных (в основном «бюрократических») программ. Денежки, конечно, были тут исключительно безналичными, но ведь на строительство всякого специфического оборудования в основном такие и тратились…

Пантелеймон Кондратьевич с легким недоумением поинтересовался:

— Нет, я все понимаю, у него постоянно выдумки очень для страны полезные выходят, но… Мне все, кого спросить удалось, в один голос говорили, что и музыку, и слова… Ладно, хрен с ней, с музыкой, но слова-то, все говорят, тоже он придумал! А ведь итальянского он точно не знает!

— Вы, Пантелеймон Кондратьевич, просто подзабыли, с кем дело имеете, — с улыбкой ответил Павел Анатольевич. — Он всегда был шарлатаном, по сути своей шарлатаном был, есть и будет, и всегда всех обманывает. Не говорит, в смысле, что из очередной его затеи в конечном итоге получиться может, но ведь затеи все свои он очень тщательно продумывает и долго к ним готовится. Я практически уверен, что и итальянский он выучил… причем давно, уже и подзабыть успел, но выучил для какой-то своей очередной затеи. Но тогда его затея не реализовалась… скорее всего он решил, что овчина выделки не стоит — а теперь оно и пригодилось. И учил язык он весьма серьезно, вон, даже стих сочинил. Но его тоже забыл — а когда выяснилось, что от забытого стиха может польза возникнуть, он… Он ведь его вспоминал не просто так, а с использованием спецсредств, и при этом прекрасно понимал, к чему это может привести для него лично! Да, Мария Робертовна — это переводчица, которую ему мы прислали — убеждена, что сочинял он этот стих на генуэзском диалекте итальянского: там парочка довольно специфических выражений… точнее, ударения, что ли, не совсем по-тоскански лучше ставятся. Но я в детали не вникал, просто принял информацию как есть.

— Но все равно странно все это.

— Да у него все странно, я бы удивился, если мне про него что-то не странное сообщили. Он мне на днях новые обоснования прислал для… более внимательной проверки деятельности отдельных… товарищей. И обоснования эти, должен сказать, весьма серьезные, но вот формулировки некоторые в его рапорте заставляют… задуматься. Особенно последняя приписка.

— Что за приписка?

— А он написал «прежде чем меня расстреливать и ссылать на Магадан, прошу более внимательно перечитать учебник по теории марковских цепей, особенно часть, касающуюся выделению значимых и незначимых факторов».

— И что?

— Вот, сижу, читаю… Думаю, на неделе к нему в институт слетать: мне там кое-что вроде и понятно, но все же не до конца. Точнее…

— И что же?

— Да не важно, я, когда сам все же разберусь, к вам снова зайду. А излагать свои соображения, если они действительно могут оказаться ошибочными, я считаю неправильным. Да и мысли мои мне совершенно правильными уже не кажутся, хотя этому я и сам теперь удивляюсь…

— А зачем к нему-то ехать? Вызови его к себе…

— Нет. Я думаю, то есть я уже практически убежден, что сейчас его время для страны важнее, чем мое. Он ведь в своей деревне не просто портки просиживает, а выполняет очень важную… для нас всех важную работу. И мои сотрудники единодушно считают, что кроме