Вик Разрушитель 10 - Валерий Михайлович Гуминский

Но Оболенский тоже понимает, что без стабилизаторов в воздухе бой не провести. Первый же удар опрокинет бронекостюм в неконтролируемое падение. Поэтому мне пришлось слегка подкорректировать движение, и чуть-чуть снизившись, оказаться в точке, откуда и прилетело князю. Спрессованная энергией воздушная масса впечаталась в нижнюю часть бронекостюма. Надо отдать должное Владимиру Артемьевичу. Он не свалился в штопор вниз головой, но мотнуло его прилично, как маятник в часах. «Отличные стабилизаторы», восхитился я мысленно. «При таком ударе любой другой экзоскелет неминуемо бы рухнул вниз».

Князь Владимир не стал ждать, когда бронекостюм уравновесится, и влепил мне кулаком сверху вниз, попав по правому плечу. Удары у него — будь здоров! Да ещё воспользовался моментом, когда я оказался ниже. Вовремя выставил руки, скрестив их таким образом, чтобы тяжёлая нога пилота «Атома» пришлась в них, а не в грудную клетку. Тем не менее, Оболенскому удалось сбить меня с позиции. «Бастион» мотнуло, но я с помощью регулировки дюз выровнял горизонт и отлетел назад на безопасное расстояние. В голове мелькнула мысль, что нужно атаковать князя сзади, а для этого предстоит сделать вираж и зайти со спины. Но ведь и он тоже не будет ждать, чем закончится мой манёвр! Точно знаю, что нельзя давать «Атому» набрать инерцию. Иначе противник пойдёт на таран и снесёт меня вниз! А ему ничего иного не остаётся, как проделать этот манёвр. Он проигрывает воздух, это же очевидно. Значит, буду добивать!

* * *

— Не пытайся догнать Мамонова! — Глава Рода Оболенских не выдержал и отобрал у Берсенева наушники с гарнитурой и нацепил их на свою голову. — Используй массу «Атома», заставь мальчишку подняться под балки, чтобы он потерял манёвренность. Контролируй пространство и ищи момент, чтобы сблизиться с ним и пойти на захват. Знаешь, как боксёры в клинч входят? Вот и цепляйся за него!

— Он верткий, как ящерица, — хохотнул князь Владимир. Кажется, он нисколько не переживал за исход боя. — Кажется, юноша тоже сообразил, что при таране у него появятся большие проблемы. Но я попытаюсь подняться до балок.

Лиза хоть и считала себя выдержанной девушкой, но сама не заметила, как начала нервно покусывать губы. Два висящих в воздухе пилота с помощью постоянных манёвров тщательно выбирали выгодную позицию для атаки и не торопились наносить удары. Да, без магического противодействия или имитации огневого боя блиц-спарринг терял в зрелищности. Но зато стали выявляться великолепные свойства стабилизаторов. После того, как Мамонов поднырнул под князя Оболенского и нанёс ему чувствительный удар по бедру, тот не свалился в неконтролируемое падение. Хватило нескольких секунд, чтобы выровнять «Атом» и нанести ответный удар. Лиза одобрительно кивнула. Отец знатно приложил наглеца, да так, что тот едва не свалился в штопор. Но тоже, шельма, вывернулся, подобно падающему с высоты коту. Правда, не приземлился на все четыре лапы, как умеют усатые проказники, а невероятно шустро перевёл свой бронекостюм в режим вертикального полёта и рванул к балкам.

— Атаковать будет сверху, — глядя на транслируемые камерами картинки, бросил в микрофон Глава Рода. — Выходи на критический потолок.

Лиза затаила дыхание. Шелестящие, а где-то и переходящие в свист дюзы двигателей толкали обоих пилотов вверх, под самые балки. Создавалось впечатление, что её отец и княжич Мамонов торопились занять главенствующее положение в воздухе. Вот «Атом» почти достиг балок тельфера и замер в положении, когда нужно решать: обрушиться вниз или стремиться дальше вверх. А наглец Мамонов почему-то замешкался. Словно побоялся удариться о железные балки и повредить шлем. Так-то всё правильно. Шлем — это тактический центр управления. Любое его повреждение может привести к неприятным последствиям. Проще говоря, пилот лишится зрения у управления, если не полностью, то наполовину точно.

Задержка Мамонова дорого обошлась ему. Преимущество «Атома» в весе и достигнутой высоте позволили отцу Лизы провести молниеносную атаку. Рухнув сверху на мальчишку, он сцепился с ним в жёстком захвате, включил на полную мощность двигатель и понёсся с ним к земле. Зрители ахнули, ожидая жуткого падения с грохотом и треском сминаемой брони.

— Критическая перегруза системы! — оповестил князя дед. — Отпускай его к чёртовой бабушке! Пусть падает и выкручивается, как может. Ты уже победил!

Лиза не слышала, что ответил отец, но вот Артемий Степанович выругался, а потом стянул наушники и бросил их в руки Берсенева.

— Какой же он одержимый и упрямый! — раздражённо проговорил дед, глядя на Лизу. — Хочет уронить Мамонова на землю, чтобы наверняка получить победу!

— Оболенские все такие… — девушка не успела договорить, потому что дальше произошло невероятное.

* * *

Всё-таки князь Владимир рискнул пойти на очень сложный пилотажный приём. Сначала он взмыл под самый потолок, рискуя снести балки своим бронекостюмом, а потом неожиданно отключил двигатель. Я стал заложником ограничения высоты, поэтому старался догнать «Атом» до того момента, когда перед глазами замигает предупреждающая надпись, и синто-волокна перестанут давать напряжение на движок. Не успел, поэтому не стал рисковать, опасаясь, что «Бастион» выйдет из-под контроля. Замедлил скорость и стал ждать, когда Оболенский упадёт на меня. Не просто же так он занял главенствующий эшелон высоты.

Он обрушился на меня сверху и сжал в своих объятиях, словно манипулятор «РЭКС»[1], способный поднимать и переносить многотонные грузы. Но к тому времени я был готов к этому манёвру, и, сделав вид, что полностью парализован жёстким захватом, перестал трепыхаться, давая увлечь себя к земле. Восемь метров, семь, шесть… Падение не было стремительным. Князь вовсе не собирался меня бросать с высоты, словно черепаху, которую нужно выковырять из панциря. Он вцепился в меня и тащил вниз, чтобы уже там, на арене, зафиксировать победу. То и дело меня потряхивало от включающихся движков «Атома», чтобы слегка притормозить падение.

Пять метров, четыре, три… Я дал команду на разгон двигателя и прогнал по синто-волокнам столько энергии, что мой силовой ранец мог обеспечить электричеством весь Клин. Двигатели врубили маршевую скорость и потащили нас обоих вверх. Четыреста с лишним килограммов суммарного веса неслись к потолочным балкам, заставляя меня рычать от перегрузки, а Оболенский ничего не мог сделать. Он пытался переключать режимы своего движка, чтобы поймать нужный момент и остановить «бронированный экспресс». Но максимальная тяга линейных двигателей плюс разогнавшиеся маршевые двигатели сорвали все его планы