Сделай что сможешь. Развивая успех - Андрей Васильевич Лео

Опа! Зашевелились козлики-недоброжелатели из кискиного салона. Значит, пришло время обламывать им рога.

— Передай: действуем по плану, — ответил я, кладя медяк в протянутую руку (конспирация — наше всё; пусть окружающие думают, что попрошайка денег выпросил).

Никола с усмешкой понаблюдал за нашей переброской фразами и сказал:

— Поражаюсь твоим мелким разбойникам и тому, как ты с ними общаешься. Вроде и держишься запросто, и в то же время каждый из них с радостью готов выполнить любое твоё поручение, даже если ты денег не даёшь.

— Никола, во-первых, я отношусь к ним как к взрослым, во-вторых, не смотрю на них как на быдло, а воспринимаю равными себе, но при этом не забываю держать грань. Добавлю ещё, что вознаграждение за неурочные или особые работы подчинённые должны получать вовремя.

— Равными себе? Ты это серьёзно?

О-о, равенство! Лишь о нём великий князь и услышал.

— Вполне. Всем этим мальчишкам нужно знать, что со мной у них есть шанс выйти на такие высоты, где они будут равными мне. И в этом я их не обманываю, это правда.

— А грань? Какую грань ты имел в виду?

— С подчинёнными можно быть в дружеских отношениях, но если они твои подчинённые, то обязаны это понимать и в делах вести себя соответственно. Ну а вне работы — это вне работы.

Мой друг ненадолго задумался и с лёгкой грустью в голосе сказал:

— Как ты говоришь: век живи, век учись. С прискорбием вынужден признать: мне у тебя ещё многому предстоит научиться.

— Не горюй, я в таком же положении. И мне приходится учиться каждый день, в том числе и у тебя.

— О боже, я учитель самого Алекса! — со смехом воскликнул Никола. — Это несказанно радует.

Я посмотрел на него снисходительно и хмыкнул.

Немного успокоившись, он поинтересовался:

— Кстати, мне показалось или оборванца, что к нам подходил, я видел на выставке? И не с такой грязной рожицей, а чистеньким и в нашем путиловском мундирчике.

— Да бог его знает, кого ты там видел.

Никола опять рассмеялся:

— Понял. Вопросов больше не имею.

Вот и замечательно! Нечего тут про мою пацанскую шпионскую сеть расспрашивать, это лишь моё тяжкое бремя.

Встреча с кисой прошла сдержанно. И правильно, нечего моим недоброжелателям и поклонникам кисы (а здесь таких как минимум ползала) повод для ревности и злобы подавать. Только… с окончанием вечера меня не попросили остаться. Разумеется, я попытался выяснить почему.

— Мне сейчас нельзя, — скромно ответила киса.

— А с чем это связано?

— Женские дела.

Смысл ответа я сначала не понял, но потом до меня дошло. Мне уже пару раз говорили, что не желают беременности, во всяком случае пока, а я об этом и забыл. Хм, значит, пришли нехорошие дни. Чёрт! Да ты, Сашок, в сексуальном пролёте. И неясно, на какой срок, ведь в бордель к Вавилиной ты не поедешь, иначе киса об этом обязательно узнает и обидится.

— А если ограничимся поцелуями?

— Боюсь, я не смогу удержаться от непоправимого, — с придыханием произнесла киса. — Ты слишком убедителен в своих поцелуях. Но завтра днём я жду тебя на чай.

Ну хоть что-то. Блин, опять придётся выкраивать время в рабочем графике.

Утром на путиловский мы с Николой поехали вместе. Пока я в Питкяранте прохлаждался (по мнению моего друга), он сдал все экзамены на отлично и теперь до октября свободен во всех отношениях. Затем он примет под своё командование эскадрон лейб-гвардии Конного полка и будет служить России верой и правдой. По моим воспоминаниям, касающимся той жизни, Никола был хорошим командиром и к своим подчинённым относился значительно лучше большинства офицеров. Да и тем же офицерам своего полка он не раз помогал и деньгами, и протекциями. Уверен, и в этой реальности мой друг станет вести себя так же.

— Никола, сразу предупреждаю: на заводе я с тобой особо болтать не намерен, мне необходимо многое проверить, поэтому буду «летать» по заводским цехам быстрее тапка. Как устанешь за мной бегать, можешь в контору пойти с Николаем Ивановичем поболтать или в столовку на чай загляни, — кажется, некоторые девушки тебя там сильно привлекали.

— О нет! В столовой девушки-сибирячки слишком острые на язычок, и, самое обидное, в постель их ничем не заманишь. Так что лучше я постараюсь не надоедать тебе вопросами, а стану наблюдать и учиться руководству. Поболтать же мы и в дороге можем.

— Хорошо.

— Раз хорошо, то рассказывай, как поездка в Питкяранту прошла и чего интересного ты у чухонцев увидел. Только подробно, а не так, как вчера в салоне.

Рассказал и впечатлениями поделился, особенно о спусках в шахты. Ну и о тамошней жизни немного поведал. Чухонцы живут опрятнее, чем наши крестьяне, к тому же ни в одном из виденных мною карельских поселений грязи на улицах даже во время дождей нет. Дороги там содержатся не в пример лучше наших: ни ям, ни рытвин я не заметил. И говорят, такое положение дел во всей Финляндии. А ещё там при поездках ни от кого подорожной не требуют и за вещи на почтовых станциях не стоит беспокоиться, даже если вещи оставлены на дворе в телеге55.

— Да-а, уже завидую. Тут гранит науки грызёшь-грызёшь, и никаких тебе ярких впечатлений… Алекс, в следующую поездку пообещай взять меня с собой.

— Хм, ну, если твой папа́ возражать не будет, то не вижу в этом проблемы.

— Замечательно, я уговорю папа́. Он, правда, всё в Европу мне предлагает поехать отдохнуть-развлечься, а заодно и с принцессой Фредерикой Ганноверской там познакомиться. Видно, мама́ ему это внушает.

— А ты что, в Европу съездить не хочешь? Вроде Фредерика тебя заинтересовала.

— Да и по Европе я бы прокатился, и с Фредерикой встретился, хотя после твоего рассказа о последствиях межродственных связей у меня к ней двоякое отношение. Но кроме этого, я собирался летом и в наши заводские дела вникнуть, очень они меня привлекают. — Никола внимательно на меня посмотрел. — И с тобой пообщаться мне побольше хотелось бы, а то видимся от случая к случаю. Кстати, как с заводскими делами управишься, не желаешь со мной в Европу съездить?

От его вопроса я, образно говоря, чуть из коляски не выпал,