Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий

— Что? Что там такое? — пытается заглянуть через плечо Анджей. Узнав, кто автор письма, старший брат сделался удивительно робок и даже не пытается забрать бумагу из рук младшего.

— То, что нам кажется движением Солнца, на самом деле происходит от движения Земли и нашей сферы, вместе с которой мы обращаемся вокруг Солнца, как и всякая другая планета… Что это такое? — возмущается старший брат.

Николай молча дочитывает письмо и только тогда поднимает взгляд на почтальона и спрашивает: — Что русский царь хочет от нас, с братом?

— Он хочет вас обоих, но, в первую очередь, тебя, Николай.

— Почему меня?

— Мой господин знает будущее. Ему ведома твоя судьба и то, каких высот ты сможешь достигнуть. Или тех, которые мог бы достичь если бы не был вынужден осторожничать и скрывать свои идеи, — ответил Джан Батиста.

— Бросить университет и переезжать… слишком неожиданно, — продолжает колебаться Николай.

— Куда переезжать? Как? — не понимает Анджей.

— Будущее наступает с ними или без нас, — развёл руками Джан Батиста. — Что выберешь ты, юный мастер?

* * *

В анатомическом отделении московского государева медицинского института люстры заправляли конопляным маслом так как оно горело ярко и, самое главное, чисто, почти не давая гари и выделяя приятный аромат. А чтобы вскипевшее масло, не дай бог, не выплеснулось на врачей или пациентов, его помещали в стеклянные сосуды-лампы хитрой формы.

В центре каменного зала, на дубовом столе, покрытом грубым, но чисто выскобленным холстом, лежит человек в горячечном бреду. Его живот вздут и тверд, как барабан. Перитонит. В обычные времена — приговор.

Но времена не обычные. По воле Государя воздвигнут сей медицинский институт, где десятки талантливых врачей со всех концов державы учились по написанным им учебникам и атласам, пытаясь научиться бороться с самой смертью.

Вокруг стола люди в темных, похожих на монашеские, одеяниях — лекари. Среди них молодой, но уже не раз удачно совершавший сложнейшие операции, врач Даниил. Где-то в толпе затесался остробородый Симеон с глазами фанатика. Во главе — архиврач Анастасий, мужчина с окладистой седой бородой и цепким, жестким взглядом.

Архиврач объявляет: — Сегодняшнюю операцию проведёт девица Марья!

Даниил пытается возражать, указывая на то, что случай слишком сложный, но Анастасий остаётся непреклонен. Где-то позади улыбается в бороду хитрец Симеон.

— Покажи нам своё искусство и подтверди право называться настоящим врачом, — требует архиврач. — Жизнь этого несчастного теперь полностью в твоих руках.

Чей-то голос из-за спины добавляет: — Здесь не помогут высокопоставленные покровители.

Кто это сказал? Даниил с гневным лицом оборачивается, но привыкший говорить из-за спины уже замолчал, желая остаться неузнанным. Повернувшись к Марьи Петровне, Даниил подбадривает девушку бледной улыбкой и шёпотом говорит: — Ты справишься. Это как раз то настоящее дело, которого ты хотела.

Марья едва заметно кивает. Выходя вперёд и становясь между архиврачом и больным на столе, она привычно проговаривает свои будущие действия вслух: — Гной внутри. Его нужно удалить. Искать перфорацию кишки и зашить ее. Иначе пациент умрет.

Анастасий молчит, и Марья моет руки в спиртовом растворе, после чего берётся за скальпель. Серебряные крючки и иглы с вываренной в уксусе кишкой лежат рядом, ожидая своей очереди.

Перед тем как сделать первый разрез она примеривается. Может быть слишком долго. По толпе лекарей пробегает волна шепотков.

Решившись, Марья оставляет все тревожные мысли позади, мысленно выставляя их за дверь до конца операции.

Глубокий разрез делается твёрдой, свободной от сомнений, рукой. Кровь выступила темной струйкой. Пахнет кислым и гнилым. Марья увидела источник заражения — небольшое отверстие в воспалённой кишке.

— Серебряный крючок. Иглу, — командует она, даже не глядя на того, кто принялся ей ассистировать.

Полость промыта спиртовым раствором и аккуратно зашита.

Когда она наложила последний шов на кожу и перевязала рану чистейшим льняным полотном, в зале стояла гробовая тишина. Пациент дышал ровно, на лбу выступили капли пота, но не от жара, а от перенесенного шока. Он был жив.

Архиврач Анастасий медленно подошел, внимательно оглядывая рану. Даниил, а именно он помогал во время операции подавая инструменты и придерживая края раны чтобы Марья могла работать, довольно кивнул.

Кто-то из толпы спросил: — Он выживет?

— Если не случится вторичное заражение. Нужно поддерживать чистоту и давать отвар из коры ивы от боли и воспаления, — ответил за архиврача Даниил.

В тишине зала раздались громкие, торопливые шаги. Одна фигура, отделившись от толпы лекарей, уходила прочь. Это был злословец Симеон не сумевший добиться поставленной цели. Понимая, что если не вышвырнуть эту девицу из института как можно скорее, то вскоре в его стенах появится ещё одна и ещё и тогда этот поток, открытый государевым указом, будет уже не удержать, он делал всё что мог. Но и этого оказывалось слишком мало.

Не найдя явных огрехов, Архиврач сухо кивнул и, ни слова не сказав, развернулся и вышел. Толпа лекарей в тёмных балахонах потянулась за ним. Иногда кто-то из них оглядывался на оставшихся стоять у тела больного Даниила и Марью Петровну.

— Прекрасная работа, — похвалил Даниил, когда они остались одни. — Я и не сомневался в тебе.

— Зато я сама в себе очень даже сомневалась, — отмахнулась Марья.

Молодые врачи сами убрались в операционной оставив больного отдыхать. После, когда он немного отлежится и если не случится второго заражения, его переведут к выздоравливающим. Наблюдать за пациентом осталась сиделка, но уже через несколько часов, Марья вернулась и заменила её.

— Хочу сама проконтролировать что с ним всё будет хорошо, — объяснила она.

Тишина в келье-палате нарушается лишь ровным дыханием уснувшего после операции пациента и поскрипыванием перьев в соседней келье. Вечер, операций уже не проводится. Большая часть лекарей разошлась домой. Остались только такие как она, нанятые сиделки и пара дежурных лекарей.

Неожиданно тишину врачебного покоя нарушил громкий, непривычный треск ломаемого дерева. Запираемая на массивный засов дверь влетела внутрь в клубах известковой пыли. В здание Анатомикума врываются фигуры в темных, поношенных зипунах, с лицами, скрытыми под капюшонами и глухими масками. Их много — не меньше десятка. Они вооружены огнебоями и саблями. От попытавшегося им помешать дежурного санитара отмахиваются клинком и тот падает в брызгах крови.

— Ни с места! — кричит хриплым от ярости голосом один из них, самый крупный.

Выглянувших в приёмный покой дежурных врачей хватают и вяжут, с силой затягивая грубую, режущую кожу, верёвку. Испуганная санитарка пытается сбежать, но ей в спину стреляют. Гулкий звук выстрела долго не утихает в анфиладе потолков и комнат. Бедная женщина неподвижно лежит на животе и