В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

улыбке. — Ибо ну не верю я, что такие события могут произойти сами по себе. Ничто не происходит само по себе, тем более в твоей истории уж очень много натянуто, и при любой мелочи сорвалось бы. Но ты сидишь передо мной, и тебя даже гулять, наконец, выпустили. Значит, пока ты всё делаешь правильно, и господь ведёт тебя.

Знаете, как я хотел с ней поспорить? Пояснить, что на самом деле она ошибается, это и правда случайности…

…Но я вышел за пределы крепости, иду по Москве. А не сижу в комнате с мягкими стенами, где мне по её словам уже приготовили палату. Я лопухнулся, раскрыл себя, показав юродивым, но меня оставили, и даже доверяют. А ещё я здесь, живу, а не улетел туда, куда направлялся после того, как пролетевший на красный свет джип меня сбил. Слишком много случайностей подряд, чтобы не поверить в высшие силы. Нет-нет, ТАМ пока летел, я не видел ни бога, ни чёрта. По крайней мере, я их не помню. Так что это действительно случайности… Которых слишком много.

Впрочем, каждый верит в то, что верит он сам. И сам отвечает за свою веру. Патриарх права, нужна пауза в недельку, чтобы подумать — спешить не стоит. Как и не стоит более вести себя, как юродивый. Да, больной, амнезийник… Но только не так, как вёл себя до этого.

И надо уже начинать ставить себя, показывать с лучшей стороны, чтоб понравиться — в этом тоже она права.

— Матушка, я кое-что ещё хотел рассказать. Ну… Про Марью, — начал я, но она перебила.

— Отпускаю, сын мой, этот грех! — Она меня перекрестила, даже не дав досказать проблему. — Понимаю, ты не помнишь, и воспринимаешь её чужой. Марью я отругала, епитимью наложила — пускай молится и отрабатывает добрыми делами. Тебе — просто отпускаю. Но смотри, Александр, — голос её налился сталью, а глаза посуровели, — ты никогда не должен забывать, и всегда помнить — она сестра твоя! Сестра! Понял это? Я благословляю тебя на любой блуд, прощу тебе любых женщин, ежели ты только будешь с ними по обоюдному согласию, особенно если они понесут от тебя. Бери себе хоть всю Москву! Но с Марьей держи границы. Прокляну!

Я проникся. И втянул голову в плечи.

— Виноват, матушка. Не буду больше. Но…

А вот рассказать о магии, об огоньке, я, собравшись, больше так и не смог. Не решился.

Ладно, пусть его. Не такой уж она мне и друг. Да, я сын любимого человека, но она ведь тоже раб лампы. Государство, и церковь в нём — та ещё система, та ещё лампа. В которой она и не захочет мне зла, а не сможет не сделать. Буду сам барахтаться.

— Но?

— Всё, точно не буду! — вскинулся я, и судя по тому, что врать не могу, на самом деле был в этом уверен. — Но разрешите вопрос. Разве блуд не грех?

— Грех — прелюбодеяние, — заулыбалась патриарх. — И то до Катастрофы так было. Сейчас его грехом считают, только если супружницы против, или по принуждению. Господь сказал: «Плодитесь и размножайтесь», вот что главное! Оттого и говорю, если не просто задружишь с девочкой, но понесёт она от тебя…

— Кровь семьи правительницы? — перебил я.

— А чего б и нет? — весело усмехнулась она. — Две ноги, две руки, голова. Вы, члены семьи правительницы, чем-то отличаетесь от остальных? Нет? Ну и в путь! А не думал, что для некоторых, особенно кто из бедных, это может быть единственный шанс в жизни понести от настоящего живого мальчика, а не семени донора из пробирки?

— А-а-а-а… — Я завис. Простая мысль, но мне в голову не приходила.

— Блуд, Сашенька, когда не по согласию с женой или жёнами, — продолжила назидательно она. — У НАС добровольные связи — благодетель. Помощь страждущим. А никак не грех. Так что заранее отпускаю тебе все грехи твои на эту неделю, если уговоришь добровольно, не ставя целью сделать ей зло. В следующее воскресение также, ко мне. Продолжим наш непростой разговор. И это… Оладушек в дорогу положить? На воздухе гулять будешь, проголодаешься, а у крёстной твоей выпечка всегда неплохой получалась. — Она искренне, по-доброму заулыбалась.

— А знаешь, не откажусь, матушка! — заулыбался и я.

Ну что ж, не так страшен чёрт, как его малюют. Прорвёмся.

Глава 17

Самый лучший день

Глава 17. Самый лучший день

— У вас повреждение мозга. Вы обречены хорошо себя чувствовать до конца жизни.

(«Доктор Хаус»)

Кроме оладушков новоявленная крёстная дала с собой банки со сметаной и мёдом. Банки закручивающиеся, стандартные-привычные, какие были и в мире «я». И авоську сообразила. Самую, блин, обычную сетку-авоську! Имеющий большее сродство с памятью «я», чем царевича, я обалдел настолько, что ничего не мог вымолвить, молча взял и поблагодарил.

Уходя, не удержался:

— А можно мне… Фотографию. Такую же? — Кивнул на лежащие на столе папки. — Где вы четверо?

— Сделаю копию, размножу — тогда. — Матушка смутилась. — Эта единственная. Точнее, единственная у меня. У Иры и Насти свои есть.

— Но они вряд ли в этом признаются, если спрошу?

— Понимающий мальчик. — Она грустно вздохнула. — Не цепляйся за прошлое, Саша. Не важно, кем был твой отец. Любой из твоих отцов. Важно кто ты, и что несёшь в этот мир. Понимаешь?

Я кивнул.

— Каждый из нас сам по себе бог. Демиург. Мы такими созданы, мы — дети божьи, а дети всегда похожи на родителей. Но люди не хотят осознавать это и придумывают законы, за которые цепляются. Будь собой! Раз тебя для чего-то послали, то явно не для того, чтобы ты притворялся тут своим.

— Но ты ж сама говоришь, юродивый?

— Юродивый если будешь кичиться, что ты — не такой, — покровительственно улыбнулась она. — Что лучше. Если начнёшь порядки под себя переписывать. А ты не кичься! Наоборот, влейся. Внеси в этот мир того, чего здесь нет — тебе самому тут жить.

— Сделать мир лучше?

— Да. Даже Ира поймёт и оценит. Она умная, грамотная, и в людях разбирается. И тогда тебя примет. Не надо прогибать всех под себя, есть другие пути, и они куда эффективнее. Используй те