Тучи сгущаются - Лориана Рава

-- Я всё понял, -- сказал Асеро, -- трудно придумать более мерзкое издевательство. Попадись мне этот негодяй, я бы его на медленном огне изжарил. В общем, я не считаю вас виноватыми. Главное, ваше телесное здоровье от этого не пострадало. Или всё-таки...

Тонкий Слух ответил:

-- Первое время очень сильно тошнило и хотелось выполоскать рот. Потом это прошло. Нет-нет, телесно мы в полном порядке, лекарей не надо. Только вот я не могу понять, зачем он заставил нас сделать это, почему наше унижение доставляло белым людям такое удовольствие?

-- Потому что у белых разбойников есть очень мерзкий обычай. На кораблях в дальних плаваниях у них нет женщин, но к воздержанию они не привыкли. И потому они часто делают женщиной наихудшего. Бывает, что это действительно наихудший, который творил такие вещи, что даже разбойников ужасают, бывают, что просто бедолага. Но, в любом случае, белые люди об этих несчастных тешат свою гордость, и на самом деле не могли без них обходиться, потому что даже они понимают, что разбой -- дело непочётное, а чувствовать себя плохими даже с золотом не очень хочется. Вот и тешат свою гордость мыслью о превосходстве над "плохими". Многие из них и мир видят через призму того, кто над кем может безнаказанно издеваться. Они именно так понимают власть и высокое положение в обществе, и им в голову не приходит, что может быть как-то по-другому. Им это неведомо, как неведомы краски слепорождённому. Даже если бы я очень сильно захотел, я бы не смог объяснить такому человеку, что для меня власть -- это не возможность для издевательств над нижестоящими, не право бесчестить людей, которые в силу обстоятельств от меня зависят, а ответственность, в том числе и перед ними. Вот и за вас я отвечаю перед вашей матерью, она мне не простит, если я не сделаю всего, чтобы вернуть вас к нормальной жизни. Я понимаю вас, юноши. Меня когда-то тоже очень сильно унизили белые люди, не так как вас, но мне тоже с собой покончить хотелось. Но вот, как видите, жив. И избраться на престол потом мне это не помешало.

-- Ты думаешь, мы...

-- Я подозреваю, что во всю эту грязную историю вы оказались втянуты из-за этого. Мы с вашей матерью так и не узнали точно, кто убил вашего отца. Вас, помимо вашего или даже моего желания, рассматривали и рассматривают как возможных кандидатов на престол. И, возможно, вас так подставили с целью сломать. А значит, ваша задача -- не сломаться. И чтобы ваша мать окончательно не сломалась. Белые люди ненавидят тавантисуйцев, и с этим приходится жить. Но мы неуязвимы для них, пока мы храним в себе то, чем от них отличаемся. Пока умеем быть добрыми и чуткими. Пока ценим друг друга, а не топчем слабых.

-- Ты хочешь, чтобы мы съездили к матери?

-- Это надо, обязательно. Если близкому существу нужно ваше участие, значит, нельзя этого участия не оказать, как бы ни было самим плохо, лень или некогда.

-- А за что белые люди так ненавидят тавантисуйцев? Только за то, что мы мешаем им заниматься работорговлей?

-- Не только. Они ненавидят нас за то, что мы другие, чем они. И дело не в цвете кожи. Мы просто чище. Потому что у нас нельзя ходить по борделям и принуждать кого-нибудь к соитию. Наши люди чистоплотны, опрятны и образованны. У низких душ это вызывает жгучую зависть и желание извалять нас в грязи. Им это сладко. Впрочем, дело не только в том, что они белые люди. У разбойников и пиратов просто другая мораль, отличная от нормальной человеческой. Кто считается бесчестным у нормальных людей? Тот, кто совершил какой-либо дурной поступок Кто убил невинного, кто украл, обманул, предал... А у них, наоборот, такой поступок нередко кажется доблестью, а дурным считается тот, над кем надругались. Мол, раз он не смог защитить себя сам, значит, он слабак и ничего не стоит. Ещё во время пленения Атауальпы наши предки с этим столкнулись. Ведь белые люди не понимали, как можно хранить верность вождю, если он попал в плен. Плен ведь считался в их глазах позором, а как опозоренному вождём быть?! Ну, разве что если его и в самом деле богом считать. Почему-то надругательство над богом у них иначе воспринимается. Может, у их бога такой высокий запас превосходства, что никакое унижение не страшно... Как бы то ни было, когда они посадили на цепь Манко, они рассчитывали, что это скомпрометирует его в глазах его народа. Никак не ожидали, что после этого Манко вождём станет, и что его будут слушаться.

-- Но ведь в "Позорном мире" не показано ничего страшного, ну мучается он от жажды на цепи, ну сидит на коленях...

-- Мальчики, вы наивны. В жизни это было куда ужаснее, чем в пьесе. Любой проходивший мимо испанец мог запросто ударить его или даже... справить на него нужду. Но понятно, что в театре такие вещи не покажешь.

Юноши угрюмо молчали, опустив глаза. Потом Тонкий Слух сказал:

-- Я думаю, наша мать нас не простит. Вот она всю жизнь хранила верность отцу, хотя могла бы второй раз выйти замуж. И она бы скорее умерла, чем пошла бы на унижение, а мы...

-- Вы спасли друг другу жизнь. Я понимаю, что вас так гнетёт. Вам кажется, что после такого... героями и достойными людьми уже не стать. Что это непоправимо. Я и сам в юности так думал. А потом понял, что почти у любого, кого ты считал великим или просто безупречным, было что-то такое... Чего обычно стыдятся, о чём не хочется помнить и что мешает жить. И у меня есть, и у вашей матери есть. Кстати, я вам от неё письмо должен передать. Что там -- я не знаю. Сейчас я выйду, чтобы вы прочитали.

Асеро вынул из кармана конверт и протянул его юношам, потом вышел.

Письмо гласило следующее:

Мальчики мои, простите меня, если можете, но это я вас погубила. Я выдала название вашего корабля ненадёжному человеку, и выдала под угрозой шантажа. Вы знаете, я дала когда-то обет верности своему покойному мужу, но один раз я его всё-таки нарушила. Я всегда горела желанием раскрыть тайну, связанную с его гибелью, и для этой цели