Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

class="p1">И Многоликий понял это и подтолкнул Бертрана на его путь. Путь, по которому никто другой пройти не смог бы. Не знал бы языка Шагрена, не утащил бы свитки, не увидел бы искры в камне, не смог бы поговорить с Рэном, тем более подружиться…

Да, Бертран мог считать себя другом Рэна, может, и единственным – ни с кем иным Рэну просто не хотелось разговаривать. Он был вежлив и любезен с капитаном, боцманом, шкипером, но и только. Просто вежливость. И за ней – пустота и тоска.

Мужчины это понимали, но какое их дело? Хочет парень сдохнуть?

Так они его все равно не удержат, кто пожелает, тот и в луже утонет! Но и юнге не мешали. Не так уж много пользы было от Бертрана, чтобы постоянно его занимать, пусть уж побудет с шагренцем. Пусть его.

Вот Бертран и читал.

А потом и спросил у Рэна.

– Скажи, а ты не думаешь, что, привезя этого человека на Шагрен, ты накличешь на свой остров гнев Многоликого?

Рэн чуть с кровати не упал.

– ЧЕГО?!

– Сам подумай. Многоликий впервые за несколько сотен лет выбрал человека, отметил его, дал ему свой дар. И тут появляются шагренцы, хватают, тащат, привозят на остров… Как отнимается дар, ты прочитал?

– Ты мне прочитал.

– А ты потом свиток смотрел, чтобы убедиться? – парировал Бертран.

Смотрел.

Что уж там… будь проклят тот род, который занимался всем этим. Будь они прокляты до смерти и в посмертии, да отрекутся от них боги. Причем – все!

Мразь – слишком мягкое слово для людей, которые творили что угодно. Да-да, именно что угодно в попытках удержать гаснущий дар.

Убивали, пытали, проводили бесчеловечные эксперименты, предавали… если подумать о том, сколько замученных людей стоит за каждой строчкой их проклятых свитков…

Пожалуй, как раз треть Шагрена населить и хватит. И не слишком-то Рэн преувеличил.

Хорошо, что Берт забрал эти свитки с собой!

Плохо, что их вообще кто-то читал! Рэн предпочел бы уничтожить эту мерзость, он воин, не палач. Но пока… пока это может пригодиться.

– Смотрел. Пытками.

– Вот. Человек, осененный благословением Многоликого, будет мечтать о смерти. И молиться Богу. Горячо, искренне… думаешь, о чем? Благодарность твоему императору выскажет за хорошее отношение? За доброту, за ласку…

Рэн процедил несколько выражений, которые Бертран не понял. Но запомнил, звучало это весьма выразительно, а перевод он потом найдет.

– Я о таком не думал.

– И твой император тоже?

Ах, как бы вскинулся Рэн еще месяц назад от этих слов! Плевался бы лавой, не хуже того самого вулкана. А сейчас…

– Я не знаю, о чем думает император. Наверное, он это как-то предусмотрел?

Бертран хмыкнул.

– Вот я не могу себе представить, чтобы человек, которого пытают и убивают, был за это благодарен. Для этого святым надо быть, не иначе…

– Но найти этого человека надо.

– Надо. А если там женщина? Ребенок?

Рэн тихонько застонал.

Он чернозубый.

Он слуга императора.

Его жизнь и душа принадлежит Шагрену! Но… он ТАК не сможет!

Не сможет он везти человека на муки и смерть, не сумеет, не…

Бертран только головой покачал.

– А почему бы тебе не найти этого самого, отмеченного благословением, и не поговорить с ним?

– О чем?

– Ну… так, навскидку, можно попросить этого человека приехать и усмирить ваш вулкан. Если получится.

– У императора получилось. Только он был драконом!

– Мы ж не знаем, как легло благословение в этот раз? Может, и дракон будет. Приедет человек, ты его к вулкану сводишь, и живите спокойно еще тысячу лет? Разве плохо?

Рэн кивнул.

– Хорошо бы. А если не получится?

– Если человек получил благословение Многоликого, это не просто так. Пусть попросит и за тебя, к примеру. Или за императора? Если это божественное, то какое значение для Бога имеют расстояния?

Рэн задумался уже серьезнее.

– А так ведь может получиться.

– Попробовать-то всяко стоит. А может, у этого человека есть проблема, которую мы сможем решить. И он будет тебе благодарен…

– Разве могут быть проблемы у тех, кто отмечен Многоликим?

– Точно могут. Это ж человек, он пьет, ест и в туалет ходит. И деньги ему нужны, и крыша над головой, и родные у него есть наверняка…

Рэн только глаза закрывал от таких заявлений.

Вот раньше как-то проще было. Было задание, надо было его выполнить… только вот когда это какое-то абстрактное существо с благословением… легче, что ли, а вот когда представляешь себе живого человека… например, того же Бертрана…

И вот его надо взять и отправить на мучения.

Привезти на Шагрен и принести в жертву.

Смог бы Рэн?

Положа руку на сердце… смог бы?!

Ты, чернозубый, опора трона, тайная рука императора, элитный боец и воин… НУ?!

Нет.

Потому что он – человек. Вот Ишуро смог бы, Рэн был в этом уверен. Украл бы, соблазнил, обманул, напоил… и от брата ждал бы такой же доблести.

Подлости.

А Рэн не сможет.

Он скорее на меч кинется. Раньше… раньше, может, и смог бы. А может, и нет. Стоит только представить, что он возвращается на Шагрен и смотрит деду в глаза, и…

Нет. Даже без деда не смог бы.

Мерзко становится, словно грязи наелся.

Есть вещи, которые нельзя делать. Просто чтобы оставаться человеком.

Нельзя.

И Рэн прикрыл глаза с тихим вздохом.

– Давай попробуем сделать, как ты сказал, Берт. Ты лучше знаешь обычаи большого мира. Может, тебя и послушают?

– Нас обоих, – согласился Бертран. – Ты ж меня не прогонишь?

– Нет.

– Ты один, ну и я один… и если Многоликий сделал так, что я в этой истории с самого начала… наверное, это Ему нужно?

Вот этот довод Рэн понял.

Действительно, бывает такое.

Есть твоя дорога, а есть чужая. Если идешь по своей дороге, у тебя все получается легко, ты счастлив и доволен своей жизнью. Если пытаешься жить чужой жизнью, тебе плохо и больно. Рэн не смог бы торговать, Бертран не смог бы изо дня в день возделывать землю, капитан не сможет уйти от моря…

Это правильно.

А еще есть дорога, на которую тебя направляют боги.

Она может быть легкой или тяжелой, и на ней тебя может ждать даже смерть. Но если ты от нее откажешься, не будет тебе прощения, и от людей, и от богов.

Иногда люди это чувствуют, нутром понимают…

Если Бертран это понял, Рэн не станет ему мешать. Он не смеет противиться воле богов.

Даже если их ждет смерть – это не такая уж большая потеря.