Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

- Так точно, - выдавил тот.

- Этот ролик, - министр кивнул на панель, - уже разошелся по всему Интернету. Из юного дарования сделают мученицу. Нас будут травить - уже начали шельмовать...

- Возьму его лично, - твердо пообещал генерал, не веря себе нисколько и зная, что и начальник не верит.

- Да я же не говорю, что не возьмешь, - министр всплеснул руками, участливо заулыбался, однако в глазах его маячила лютая бездна. - Я тебя пригласил, чтобы помочь! Ты кое-чего не знаешь...

Сарафутдинов не мог вскинуться целиком, потому что был грузен, и вытянул, сколько мог, только шею.

- Смотри, - посерьезнел министр. - Мальчик был детдомовский. Девочка висел во двор библиотеки, да?

Он тоже стал коверкать язык, но вовсе не от волнения, а из желания обозначить глубинные узы и подчеркнуть, что дело между ними двоими едва ли не родственное, стоящее выше всех прочих соображений.

- Другой девочка играл на скрипке в доме творчества. Четвертый - мальчик, да? - оказался на кладбище, где цирк. Пятый был во дворе детского сада. Я уверен, дорогой, что он туда ходил. Точно тебе говорю!

Генерал бездумно и нервно полез рукой куда-то под себя, чесаться.

Министр помолчал.

- Наверху идет бой, - молвил он удрученно. - Каждый должен определиться со стороной. Военные пошатнулись. Вай, какие были военные!

- Не улавливаю, товарищ министр, - признался Сарафутдинов.

Тот придвинулся.

- Твой Вонина - он во какой, славный, завидую! - Министр сладко прикрыл глаза и очертил ладонями нечто, долженствовавшее означать женский зад. Потом игриво ткнул генерала пальцем в живот. - Роскошная женщина. Но она делает очень большую ошибку. Она все это продает - библиотеку, цирк, детский сад...

Сарафутдинов наморщил лоб.

- Прошу пояснить, - попросил он жалобно.

Министр развел руками.

- Думай сам, дорогой! Пять объектов - пять мертвецов. Может, военные не при чем, но отмываться все равно не отмоются!

- Были же и другие, - пробормотал генерал.

- Э! - отмахнулся министр. - Кто их вспомнит? Кто их будет считать? Тебе будут этих помнить!

Сарафутдинов мучительно соображал. Он никак не мог взять в толк, на что намекает высокий земляк. Если Павлина продавала что-то чужое, то не сама, а потому что ей позволили или велели, хотя могла и сама, если одурела. И если в сферах развернулось сражение, то она слишком близко к поверхности. Морской бой незаметен для обитателей дна. Чем ближе к свету, тем ужаснее волны. Внезапно возлюбленная представилась генералу на месте скрипачки: все утонуло в оттепель, плавучие исполины гасят друг друга из всех калибров, со всех сторон подкрадываются хищники - и только она стоит, одинокая, со светлыми стихами о любви. Накатывают пенные валы, бьется скрипичная нота. Ведомственное имущество качается на понтонах.

Министр понял, что дело сдвинулось.

- Значит, под Павлину копают, - констатировал генерал. - И выше берут. Валят министерство. Что же мне делать? Я не могу не ловить маньяка.

Собеседник заледенел.

- Как так - не ловить? Я что, запретил? Очень ловить! Лови!

- Я все понял, - кивнул Сарафутдинов, помедлил и просто спросил: - Как думаешь, чья возьмет?

- Не знаю, - отозвался министр. - Не знаю, дорогой. Я тебя просветил, я тебе сочувствую. Думай своя голова!

- Может, и нет никакого маньяка, - пробормотал тот.

Министр выставил ладони:

- Я так не сказал! Все! Иди, работай и очень хорошо думай!

Крякнув, Сарафутдинов поднялся. Он сдвинул каблуки, и будто сошлись две тумбы. Слоновьи ноги чуть шаркнули, скрипнул загривок: генерал поклонился. Министр смотрел сочувственно.

Снаружи Сарафутдинов иначе взглянул на весну. [Издательство напоминает, что художественные домыслы о сокровенных впечатлениях и переживаниях фигурантов остаются на совести переписчика.] Потеплеть не успело, однако он вообразил уже не Вонину, а себя самого на льдине посреди зловещего изумрудного океана. Вокруг него скользили плавники, выбрасывались щупальца, и Кракен медленно поднимался из глубины, уже угадываясь в сгустившемся электричестве. Взлетали чернильные фонтаны; растекались ядовитые пятна; медузы, окрашенные во все цвета мира, группировались в обманчиво уютные и даже трогательные зонты, парашюты и дирижабли. Чудовища выстраивались свинячьими клиньями, готовые атаковать друг друга, и генерал содрогался, признавая в них знакомые высокие черты. Багровое солнце садилось, и небо с водой окрашивались кровью. Незримый подводный гад, обремененный специальным заданием, сеял смерть среди малых, которым лучше бы повесить на шею жернов; долг обязывал генерала найти и обезвредить чудовище, но аппаратная мудрость предписывала зашить себе рот и глаза, по образу и подобию убиенных. Лед таял по краю, шел трещинами, и генерал приказывал себе выжить в поединке титанов. Он не хотел похмелья в чужом пиру.

Глава 6

Трицератопсы

Рукопись

- Заводите остальных, - велела я капитану, когда Бомбер выкатился вон. - Там еще трое, правильно?

Мой оловянный солдатик уже вытянулся в струну.

- Никак нет, - возразил он виновато. - Четырнадцать человек.

У меня не собес, чтобы сидеть десятками.

- Пригласите директоров. Там должны быть заведующие детским садом, детским домом и домом творчества. Пусть войдут сразу все. Остальным скажите, что я уезжаю в министерство.

Капитан отрывисто кивнул. Я обошла его стол, толкнула грудью. Мой адъютант попятился, уперся в стену.

- Дверь запри на минуту.

Он скользнул приставным шагом, щелкнул ключом, вернулся и вытаращился на потолок. Я пошарила у него в брюках. О нет, это не мой генерал. В штанах у Сарафутдинова всегда было как в паровозной топке или медвежьей берлоге: жарко, мясисто, поначалу немного вяло, зато изобильно. С генералом мне не хватало рта. Капитана мне было мало. Я встала на колени, постояла, но не докончила дела. Буратино, а не мужик.

- Хорошего понемножку, - объяснила я, утирая губы. - Плохо кушаете, товарищ капитан.

- Никак нет...

- Значит, не в коня корм. Да и какой ты конь? Пусть заходят.

Я пошла в кабинет, и позади отомкнулся замок.

Ковер пружинил подо мной - не мог, конечно, это меня распирала энергия. Казалось, что я могу совершить все и в любую секунду сделаюсь невесомой, запрыгаю огромным мячом, раздосадованная лишь мелкостью дел, мне порученных. Тут я вспомнила о звонке Сарафутдинова. Мелькнула мысль, что дело действительно неприятное. С другой стороны, мне будто кто-то подыгрывал. Не прошло и получаса, как я попрощалась с Тортом, а близ его библиотеки - моей библиотеки - уже