Техника игры в блинчики - И. А. Намор

винтовку за плечо, замахал руками, приглашая внутрь. Тогда замершие было в ожидании машины, тронулись и одна за другой въехали в патио – просторный внутренний двор, по периметру окруженный апельсиновыми деревьями. Начиналась пора цветения[78], и ветви уже пометили белыми всполохами первые распустившиеся бутоны. Асаар – цветок апельсинового дерева снежно-белый, потому и цветок померанца – такой же девственно белый – французы назвали флердоранж.

«Белые как цветы апельсина, свадебные…»

Но в Испании война, и hospital de campaña – это полевой госпиталь, и…

«Господи, сейчас я увижу Ольгу!»

Но, разумеется, быстро только кошки родятся, а у них официальные гастроли, и еще бог знает что!

Сверкающая лаком «Испано-Сюиза» подкатила к парадному входу особняка, а остальные автомобили прижались к дальнему краю патио, где за широкими воротами начинался другой – хозяйственный – двор. А открытые по случаю теплой погоды окна первого и второго этажей уже ожили, наполнившись движением, сменившим сонный покой: раненые, кто мог, выглядывали из палат, спеша увидеть приезд дивы. Еще через мгновение – колеса лимузина только скрипнули на гравии подъездной дорожки – несколько «ходячих» уже выскочили во двор.

– Виктория!!! – звонким голосом выдал ликующий вопль юный боец – совсем мальчишка, с подвешенной на широком бинте загипсованной рукой. – La rubia Victoria![79]

– Вива Виктория! – восторженным эхом прокатилось по палатам, вырвалось из окон и обрушилось на огромную черную машину.

Ее ждали.

«Меня ждали… Я – дива Виктория… Ты видишь, Кисси, я La rubia Victoria!»

Татьяна вышла из машины и первое, что ощутила – одуряющий запах цветущих апельсинов: сильный, но не резкий, что-то среднее между жасмином, черемухой и белой акацией…

* * *

Еще по дороге из Мадрида Татьяна была ошарашена количеством и видом апельсиновых деревьев. Одиночные деревья, группы и рощи – садами такое не назовешь.

«Их тут больше чем берез в России! И поразительно: на одном дереве и спелые – ярко-оранжевые, и зеленые, и цветы!»

Татьяна соблазнилась и попросила водителя остановиться, тот посигналил, головная машина охраны, прижавшись к обочине притормозила, встала. Выскочивший из нее лейтенант на бегу крикнул:

– Что случилось?

– Все в порядке, – отозвался водитель «Испано-Сюизы», – привал!

«Можно оправиться и закурить», – мысленно процитировала Татьяна крылатую фразу из еще не снятой комедии про свадьбу в Малиновке.

– Месье Поль, – обратилась она к Федорчуку, – не могли бы вы сорвать пару апельсинов?

– Разумеется, мадемуазель! – Виктор подошел к ближайшему дереву и, поразглядывав ветки, наметил «пару жертв» – покрупнее и пооранжевее. Несколько раз подпрыгнув, сорвал штук пять и протянул Татьяне. Она выбрала «самый-самый». Снимая корку, вскользь подумала о ногтях и маникюре, стараясь не забрызгаться заливающим пальцы соком. Развалила апельсин на дольки и, заметив, что водитель как-то странно усмехнулся, протянула ему одну, хотя и не поняла «что за смех в зале».

– Essayez d'orange.

– Спасибо, – ответил водитель по-русски, взял, но дегустировать не торопился, продолжая загадочно улыбаться.

– Месье Поль, и вы попробуйте.

Попробовали они одновременно. Татьянино лицо сразу же перекосилось: у нее чуть челюсти не свело – апельсин оказался горько-кислым. Глянув на нее, Федорчук захохотал, засмеялся и водитель.

– Они же дикие!

Татьяна, сердито глянув на заливающихся мужиков, улыбнулась и, сжав кулачки, «грозно» бросилась на водителя, колотя его в грудь:

– Vous le saviez! Vous le saviez![80]

Настроенеие поднялось, невольная шутка водителя удалась.

Напряженное ожидание превратилось в предпраздничное.

«Скоро я увижу Ольгу!»

* * *

Из дверей особняка навстречу Татьяне вышли двое.

«Век бы их всех не видела!»

– Доктор Хосе Антонио Берганса, к вашим услугам, – представился высокий седой мужчина в круглых очках, учтиво – на старорежимный лад – поклонившись Татьяне. Похоже, французским языком он владел «совсем немного», так что услуги переводчика лишними не оказались.

– Профессор Берганса – главный врач госпиталя, – объяснил переводчик.

– А это мой заместитель по хозяйственной части дон Энрике Бестейро, – продолжил главврач, представив спутника.

«Дон, а не товарищ», – отметила Таня, улыбаясь встречающим и выискивая глазами знакомую головку Кайзерины – бронза, густое красное вино и темный горный мед.

– Очень приятно, Виктория Фар, – вежливо сказала она вслух.

«А вдруг ее остригли? Вот ужас-то!»

Между тем, оба мужчины улыбнулись – кто же не знает диву Викторию. Кинопередвижка от фронтовой агитбригады приезжает в госпиталь каждую неделю.

Переговариваясь между собой и вообще производя, на взгляд Тани, слишком много шума, подтянулись оркестранты из остановившегося в отдалении автобуса.

– Вы как раз после обеда, – начал хозяйственник, – не хотите ли перекусить?

– О нет, – откликнулась Татьяна, – если можно, воды и кофе и что-нибудь сладкое, но легкое: печенье или бисквиты. Музыканты, знаете ли, как животные в цирке: хорошо работают только на пустой желудок!

Все засмеялись.

– Сделаем, – сказал дон Энрике.

«Или мне следует называть его товарищем?»

– А где, вы предполагаете, состоится мое выступление? – спросила Татьяна.

– На втором дворе, – «компаньеро» Бестейро сделал неопределенный жест рукой куда-то назад и в сторону. – Мы там устроили помост и подготовили… э-э-э… сидячие места для пациентов, то есть для зрителей, разумеется…

Он смешался.

– Хорошо, – кивнула Татьяна и, повернувшись к Виктору, сделала «страшные глаза»:

– Месье Поль посмотрите, пожалуйста, что там и как. А мне бы умыться с дороги, – улыбнулась она главврачу и его заместителю.

– Пройдемте со мной, сеньорита, – предложил Берганса, сопроводив слова приглашающим жестом. – И, господа оркестранты, прошу вас.

* * *

Между тем, Федорчук с «хозяйственником» прошли во внутренний двор – уже третий, если считать еще и хозяйственный, но богатые люди везде – и в Испании тоже – живут на широкую ногу. И эта просторная, как дворец каких-нибудь французских герцогов, асьенда исключением не являлась. Виктор окинул взглядом патио, окруженный двумя уровнями галерей, удовлетворенно кивнул и повернулся к сеньору Бестейро:

– Ну что ж, неплохо.

И в самом деле, все оказалось исполнено просто, но с умом. Невысокую сцену сложили из плотно сдвинутых, поставленных друг на друга – в два слоя – ящиков. Судя по размеру, окраске и маркировке, ящики были из-под артиллерийских снарядов крупного калибра. «Сидячие места» тоже устроили из ящиков, причем в передних рядах использовали небольшие, а в дальних – побольше. Ну, и стулья на галереях второго этажа, для тех, кто не может спуститься вниз…

– Гм… – начал Федорчук, – а куда мы посадим оркестр?

– Карамба! – выругался хозяйственник. – Совершенно не подумал! Сейчас принесем из столовой стулья. Сколько человек в оркестре? Я, простите, сеньор, не запомнил, двенадцать или тринадцать?

– Двенадцать, – ответил Федорчук. – И еще, в нижней галерее, за «сценой», – поставьте, если можно, какую-нибудь ширму, что ли, столик и два-три стула… И попросите