Юная Раса - Майк Манс

стоит. Кого и за что прощать. Кого любить. Как жить. Но нет, в такой расклад он не верил. Конечно же, Кен-Шо останутся. Он слышал, как шептались об этом люди. Для них, дураков, казалось, что Согласие – рай. Вот ваш рай. Прайс умер за ваш рай. Вы такого рая ждали, придурки?

Он прошёл в свой модуль в блоке Ц и поднялся в столовую. Никого не было. Это хорошо. На сегодня ему уже достаточно людей и общения, особенно после допроса в блоке Б, где он и совершил преступление и куда его, как и всех остальных, вызвали «просто для того, чтобы опросить и проконсультироваться». Ожидаемо. И также, вполне прогнозируемо, к ним прилетела какая-то женщина из КАС, агент чего-то там, которая и вела следствие. И он знал, понимал, что если бы его действительно подозревали, то уже арестовали бы. А пока просто опросили. Женщина-агент сказала, что если вдруг убийца живёт в его блоке Ц, то он, теоретически, мог слышать, как тот ходил или иные подозрительные звуки.

Но он честно заявил, что ничего не слышал, читал на ночь почту и заснул от усталости. Следователь кивала. Он запинался, спрашивая, кого та подозревает. Спрашивал, чем может помочь. Сказал честно, что Прайса не очень любил, потому что не разделял его взглядов. И совсем честно с красными глазами добавил, что такой участи, какая выпала англичанину, точно не пожелал бы никому. Хорошо быть честным. Плохо будет, если всё же он станет основным подозреваемым. Он удивился своим внезапно раскрывшимся актёрским умениям. В итоге женщина-следователь отпустила его и принялась опрашивать других из его блока, так как из блока Б уже всех опросила. Даже женщин. После него вошла ничего не понимающая, судя по выражению лица, Франческа. Да, милая, и тебя подозревают.

В общем здесь и сейчас было пусто. Во время долгой прогулки его начала мучать жажда, в том числе из-за обильно пролитых слёз, так что он попил воды и лёг на диван, закрыв лицо руками. Как? Как он мог убить? Что на него нашло? Какой же отвратительный ты человек! Но всё же, ты – человек! И все люди такие, как и ты. Они живут, как и ты, всю жизнь, думая, мол, уж я-то культурный, высокоморальный. Я-то никогда. Ан нет. И ты. И ты. И ты. Все вы рано или поздно станете падшими, такова судьба человека с того дня, как Каин убил Авеля, таково будущее, никому его не избежать. И пусть наивные Кен-Шо носятся со своим Согласием, но они уже проиграли в борьбе за души людей, потому что их враг – сам Дьявол, Сатана, Искуситель, который лучше знает поле боя. Вы живёте сотни тысяч лет, а он живёт с момента сотворения мира, и ему наплевать на то, сколько уйдёт лет, – Дьявол знает, что любая душа придёт в его холодные объятия.

Да, он – убийца. Да, он – падший. Но не он виноват. Виноват Дьявол. Виноваты Кен-Шо. Виноват Прайс в том, что посмел идти против Дьявола и попытался исправить людскую душу. Сила действия равна силе противодействия, она-то рикошетом убила англичанина. А он не был виноват в том, что стал убийцей, ведь оказался лишь десницею. Не стоит себя ненавидеть за свою падшую природу. Бесполезно бороться с тем, кто ты на самом деле есть. Нельзя победить…

…Прайс вошёл в его спальню. Он прикрывал рукой горло, из которого лилась кровь. В другой руке держал пистолет. Какой-то инопланетный пистолет. Глаза его были грустны, на лице расплылась обида.

– Привет. Ты ждал меня? – спросил Прайс, и из горла донеслось бульканье крови.

– Да, я ждал тебя, – почему-то он был уверен в этом ответе. А что удивительного? Смерть не может помешать прийти. Прайс ведь прекрасно знал, кто его убил, он видел его лицо. Вот и пришёл. Да, страшно. Но нет, неудивительно.

– Что ж, я пришёл объяснить тебе, почему ты проиграл, – всё так же булькая горлом, сказал англичанин. Струйка крови из горла заливала дорогой костюм. Рукава пиджака и рубашки пропитались кровью. Красивая запонка в виде перевёрнутой пентаграммы блестела золотом на ярко-алом фоне.

– Я проиграл? Чушь. Ты проиграл. Я тебя убил и тем доказал, что мы недостойны Согласия. Они уйдут. А я останусь, – ответил он, но было страшно. Хотелось встать и убежать.

– Нет, я не проиграл, я просто умер. Но моё дело живёт. Ты убил философа, а не философию. Люди всё равно изменятся и станут лучше. Ты окажешься последним приверженцем Сатаны, – улыбнулся Прайс и направил на него пистолет.

– Я не приверженец Сатаны, я и сам не знаю теперь, чей приверженец. Может, я верю в Бога. Может, не верю. Но в Сатану верю точно, хотя и не являюсь его последователем. Дьявол есть, и он нас всех победит, как я победил тебя. А я… я просто учёный, верящий только в проверенный факт, – пистолет пугал, заставляя сжаться сердце. Ноги были напряжены, как будто он пытался встать и уйти и не мог физически этого сделать.

– Ты дурак. Дьявол не может победить, потому что выбирает лишь самых слабых. Сильные остаются верны добру. Ты – слабак, ты – ничтожество. Ничтожество не может победить. Всё, что ты смог, – убить того, кого не в состоянии оказался переубедить, – англичанин зачем-то сменил руку, взяв пистолет в левую, уже склизкую от крови, а правой зажав горло. Теперь и второй рукав пропитывался кровью.

– Ты хочешь меня убить в ответ? – спросил он у Прайса, уже зная ответ.

– Убить? Этим? – англичанин удивился, глядя на книгу в руке. Странно, а где пистолет? А, вот же он. Пистолет всё время был не у Томаса, а у него. Что ж, расклад меняется.

– Я пришёл изменить тебя. Убить – значило бы дать тебе остаться собой. Но я не столь милосерден, как ты. Я хочу, чтобы ты стал другим, стал Согласным, – продолжал Прайс. – И поэтому мне нужна книга. Слово сильнее пистолета, – тут Томас бросил книгу ему в лицо.

Та медленно, но необратимо надвигалась. Казалось, ещё миг, и она вонзится в его голову, закладывая жуткие идеи и ломая того, кем он был всю свою жизнь. Он закричал и начал стрелять в неё. Пистолет отщёлкивал патроны (странно, вроде инопланетный), но книга не падала, и пули не оставляли в ней дыр. Он понял, что не может даже отодвинуть голову в сторону. Будто что-то его держало. Он закричал, завопил и начал палить в Прайса, выстрел за выстрелом. Пули пронзали его грудь, глаза, рот. Но Томас лишь смеялся, а книга всё летела.

– Дурак, я уже мёртв! – прокричал ему англичанин, и тут книга вцепилась в его лицо…