Лето, пляж, зомби. Окталогия - Наиль Эдуардович Выборнов

дядю! — послышался крик, дверь за моей спиной распахнулась, и в меня врезался какой-то мальчишка, и заколотил кулаками. Не больно, конечно, но все равно неприятно.

Я ощутил покалывание в области виска там, где мою голову уродовал шрам. Визг детей, плач женщины, который перешел уже в вой. А потом меня накрыла дикая вспышка боли. Ощущение было такое, будто голова сейчас взорвется на хрен, перед глазами побежали картинки: какие-то поля, перекопанный взрывами, лица людей, трупы.

Сам не знаю, как, но я заклинил палец на спусковом крючке, и башка этого мужика разлетелась во все стороны, забрызгав кровью все вокруг в том числе и меня. Труп осел, а я резким движением отбросил от себя пацана. Он влетел в стену, сполз по ней и завизжал совсем уж тонко.

И сквозь все это я услышал голос Степаныча, который, похоже, уже полминуты пытался достучаться до меня через рацию.

— Край, трое вышли, бегут. Мужик, баба и ребенок. Ствол только у мужика.

Несколько секунд, я не понимал, кто это ко мне обращается. Потом дошло.

— Край, ответь, — повторил он.

— Работай, — прохрипел я.

— По всем троим? — спросил он.

— Мужика отработай. Если попытаются забрать ствол — остальных тоже.

— Принято.

Послышался выстрел, и тут же следом громкий женский крик. Звук автоматной очереди, и еще один выстрел.

— Родители готовы, пацан бежит.

— Хорошо, — ответил я.

Может быть, и хорошо, что Степаныч вмешался. Это меня несколько остудило.

— Внутрь! — приказал я, открыв дверь общего санузла. — Живо!

— Что? — спросила женщина.

— Внутрь, блядь, быстро! — заорал я, понимая, что снова слетаю с катушек. — Давайте, блядь, вперед!

Они послушались. И когда последний из них вошел внутрь, я сбил ударом приклада ручку замка так, чтобы изнутри открыть дверь возможности не было. Потом захлопнул и закрыл снаружи. Все, не вылезут. Никого достаточно здорового, чтобы выбить крепкую деревянную дверь, среди них нет.

— Овод, — ждешь тут, — приказал я. — Если полезут — стреляй. Мы проверим верхние этаже.

— Край, ты серьезно? — севшим голосом спросил росгвардеец.

— Да, блядь, серьезно! — не выдержав, заорал я. — А ты чего хочешь, чтобы мы положили их всех на хуй? Забрать мы их не можем, пусть запертые посидят, пока здание не дочистим, и не заберем все, что нам нужно. Дальше пусть сами выбираются, не наше дело.

— Он прав, Миш, — сказал Шмель.

— Но все равно…

— Жди тут, — сказал я двинулся к двери, которой заканчивался коридор. На пути перезарядил автомат.

Толкнул, и увидел, что она ведет на пожарную лестницу. По ней можно было попасть на любой этаж. Сверху капнуло красное, прямо мне на плечо. Я поднял голову и увидел, что там валяется труп. Ага, по нему Степаныч и отработал.

Когда мы поднялись наверх, я отчетливо услышал из-за двери четвертого этажа шаги. Нас тоже слышали, потому что ступени были металлическими, а бесшумно по ним подниматься вообще невозможно.

Мы с Шмелем переглянулись, снова встали по разные стороны. Ему опять предстояло идти тараном из-за отсутствия у меня брони.

Я потянул на себя дверь, и в нее тут же ударили пули. Не пробивали, рикошетили, она в отличие от тех, что были с номерами, была тяжелой, металлической и сделанной на совесть.

— Сдохните, суки! — послышался крик изнутри.

Стрелял один, это и так различить можно. Мы со Шмелем снова переглянулись, и он вытащил из подсумка круглую тушку старенькой «Зари». Ну, тут и так все понятно, внутри темно и…

— Давай? — спросил я.

Я кивнул, потянул на себя дверь, и секунду спустя в помещение полетела граната. Послышался оглушительный хлопок, а потом еще один крик, но уже полностью дезориентированного человека.

Я снова открыл дверь, и Шмель высадил в помещение несколько коротких очередей. Мы вошли, продолжая держать стволы наизготовку.

На полу метрах в пятнадцати от входа, лежало тело с разбросанными руками. Одежда на его груди топорщилась, и во все стороны разливалась кровь. Рядом валялся автомат, еще одно «весло» под «семерку». Что ж, это подтверждает то, что оружие им раздавали солдаты, и действительно отпустили всякое старье. Наверное под расписку и по документам, только вот это не помогло, и стволы все равно в итоге попали не в те руки.

Часть дверей на этаже была открыта. Мы проверили одну комнату, вторую, третью, но никто больше по нам не стрелял. Тихо было, никто не бегал и не кричал.

— Степаныч, видишь что-нибудь? — спросил я в рацию.

— Вас вижу, в окнах мелькаете, — ответил он. — А так больше никакого движения.

— Ладно, паси, — сказал я. — А мы тут прошвырнемся и проверим все.

Вот рутинная же задача была — зачистка санатория. А получилось то, что получилось: сорвался. В то, что дальше мы встретим какое-то организованное сопротивление, я не особо верил, а вот то, что со мной произшло, пугало.

Может быть, из моих проблем с головой не только амнезия? Черт его знает.

Ладно, нужно выбросить все это из башки. Работаем, бля, работаем, бля, работаем.

Глава 8

Минут сорок мы проверили на то, чтобы пройтись по санаторию и проверить каждую комнату. Стрелять пришлось всего один раз, когда из туалета на нас бросилась какая-то ополоумевшая баба с ножом. Но короткая очередь ее упокоила, и прошло относительно спокойно.

Помимо нее нашли еще одну семью в полном составе: отец, мать и двое дочерей. Убивать никого не стали, тем более, что глава семейства сам сдал нам свое оружие — старую двустволку, превращенную в обрез. Более того, когда мы проходили мимо комнаты, он сам крикнул, чтобы не стреляли, что отдаст ствол, только бы мы их не трогали.

Потом быстро осмотрели и второй корпус, но убедились в том, что там никого нет.

Всех найденных людей заперли в том же самом туалете, а Шмель сменил на посту Овода. Потому что последний хоть и был росгварднейцем, но на прожженого вояку похож не был. И постоянный крик детей и плач женщин кого угодно быстро сведет с ума, особенно когда ты понимаешь, что только что наплодил вдов и сирот.

Только окончательно убедившись в безопасности территории, я вызвал по рации остальных. Они должны были подобрать Степаныча и подъехать сюда на машине. И все потому что тут было, что брать.

Сейчас же я волок тело убитой Степанычем женщины прочь, чтобы спрятать ее подальше с глаз. В первую очередь из-за Наташи, естественно, на чувства других мне, если честно, было наплевать. Не дети уже, да и к валяющимся повсюду трупам должны были привыкнуть.

Забросил ее в административный