Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

ли, чтобы в один и тот же момент лицо холодело от страха и горело румянцем стыда, но я испытал именно такую странную смесь, мучимый и раскаянием, и раздражением.

Уайлс!

Пока что он младший научный сотрудник в Кембридже и доцент в Гарварде. А лет через семь Уайлс вплотную занялся бы теоремой Ферма, и доконал бы ее в девяностых.

Но тут является Эндрю Соколофф, и говорит: «А мне нужней!»

Я выдохнул и с усилием шевельнул мимическими мышцами, словно задубевшими на морозе, цепляя самую обаятельную из моих улыбок.

— Рад знакомству, мистер Уайлс!

— О, просто Эндрю! — расплылся очкарик. — Когда я получил приглашение в Ленинград, то колебался, как метроном! Опасная Россия… Казаки в ушанках… Матрешки, икра…

— … Медведи с балалайками, сосущие «Russian vodka», — покивал я, продолжая ассоциативный ряд.

— Да! — мелко захихикал Уайлс. — Да! Но потом мистер Коутс сказал, что американцы организуют встречу с математиком, доказавшим Великую теорему! И мои сомнения… как это… sdulo!

— А давайте выпьем, Эндрю! — я ухватил бутылку «Гленфиддих» за горлышко, и плеснул на донышко бокалов. — За встречу!

— Oh, yeah! — кадык на худой шее англичанина судорожно дернулся, провожая глоток.

Зажевав бутербродиком, я немедля подлил, делясь давней русской премудростью:

— Между первой и второй перерывчик небольшой… Ну, поехали!

Культурно-массовое мероприятие в резиденции генконсула США наполнялось смыслом и значением.

— Oh, yes, be chill!

* * *

Тусовку якобы в мою честь я покинул, когда уже стемнело. Разжидевший днем снег подмерз и хрупал под ногами, но холод не чувствовался — меня грело виски. Даже не сам крепкий настой, лет двенадцать томившийся в шотландских подвалах, а приятельские отношения с Уайлсом, которые «скотч» укрепил по стародавнему нашенскому обычаю.

Мы как будто помирились — и Эндрю простил «тёзке» списанное в будущем доказательство… Уж не знаю, чего там добивался Вудрофф, но лично мне полегчало!

Я поднял голову и улыбнулся синим мерцающим звездам — тучи расползлись, рассеялись, оголяя бесконечную черноту космоса.

[1] В РИ Е. М. Примаков в 1979 году являлся директором Института востоковедения.

Глава 23

Вторник, 20 марта. День

Ленинград, угол Невского и Владимирского

За пережитыми волнениями, приятными и не очень, за будничной суетой мимо меня промахнуло пятнадцатое марта.

Памятная дата. Да, памятная…

Ровно два года я здесь, в этом времени, в этом мире, благословенном и пр о́ клятом, где инферно и парадиз бесстыдно соседствуют, подчас смешивая нечестивую черноту со святой белизной — в пошлую житейскую серость.

Меня здесь гоняли — и еще как гоняли! — но ведь не словили до сих пор, не заперли в унылом ЗАТО… Выкрутился. И счастлив!

Да, несмотря ни на что, я счастлив здесь и сейчас. Спасибо Сущности, спасибо судьбе… Хотя бы за то, что юн и здоров, что, вот, дошагал по Владимирскому от самого метро и нисколько не устал, что приближаюсь к Невскому, исполосованному шинами красно-белых «Икарусов» и светло-оливковых «Волг» с шашечками, бело-голубых «ЗиЛов» и желто-синих милицейских «луноходов».

А вокруг ни единой приметы тошного грядущего, где изврат возведен в норму, а ловкий фейк подменил неудобную правду! И у меня есть мечта, есть надежда, что будущее осветлится до «прекрасного далёка»…

…Лишь остановившись на углу, я вдруг осознал, что за моей спиной тот самый безымянный кафетерий, куда я обещал сводить Тому. Тамару Афанасьеву.

Когда-то это заведение прозвали «Подмосковьем» — сверху давили этажи ресторана «Москва» — но после перекрестили в «Сайгон», и поделом. Вечерами сюда заваливалась голоштанная богема, скучая по кабацким нравам. Хиппи в плетенных хайратниках «аскали на прайс», а непризнанные пииты регулярно били друг другу лики. Атмосферное местечко.

Насмешливо фыркнув вдогон своим мыслям, я решительно зашел в кафе. Сегодня всего четыре урока было, я даже проголодаться, как следует, не успел. А до пяти в «Сайгоне» малолюдно — вон, даже милиционер не реет у входа. Зато тихо и воздух не спертый.

Барчик у входа я надменно миновал, сразу проходя в кофейный «зал» — в коридорный объём его стен, размалеванных огромными петухами, к серым круглым столикам-стойкам. Чуть дальше, в закутке со стульями, подкреплялась парочка быстроглазых личностей, а сбоку глыбился алтарь истинных ценителей — буфет с пятью венгерскими эспрессо-машинами «Омния-Люкс».

— «Маленький двойной», пожалуйста, — показал я два пальца.

— С вас двадцать восемь копеек, — мило улыбнулась статная кофеварщица.

Наверное, я ей приглянулся — девушка в чинном платье, похожем на школьное, в крахмально-хрустящем передничке и ажурном ободке на крашенных хною волосах, сыпанула в рожок полновесных четырнадцать грамм молотой арабики. Иные клиенты и половины нормы не удостаивались…

Кофемашина утробно зашипела — и нахлынул несравненный летучий аромат. Вбирая его лёгкими и всем нутром, я вдохновился, продлевая товарно-денежные отношения:

— О-о… Мне тогда еще песочные полоски… И «корзиночку»!

Буфетчица рассмеялась, смежая опушь ресниц. Небрежно щелкнули костяшки счетов.

Я расстался с мелочью, и с удобством устроился на широком, просторном подоконнике. Справа — кофе, слева — тарелочка со скудным, но калорийным обедом. Пристань загулявшего поэта…

Большое окно за спиной неожиданно впустило солнечное сияние в душноватую анфиладу, смутно очерчивая мою тень.

Свет и тьма. Черное и белое. Какие-то мысли лезут с утра в голову… диалектические. Сплошные инь-янь…

Полстакана кофе ушло на «кондитерку», оставшуюся половину я смаковал вприкуску с задумчивостью.

Back to the USSR… М-да. Два года не прошли даром — я не сидел на попе ровно, дожидаясь распада и разрухи. Четырнадцать писем заглотили синие почтовые ящики… Не пора ли браться за пятнадцатую эпистолию? Рановато…

Крупнейшая за всю историю СССР авиакатастрофа, в которой сгинула команда футболистов и тренеров «Пахтакора», случится в августе. Не стоит теребить товарища Андропова загодя. Да и случится ли, вообще, та беда, что памятна мне по прежней жизни? Всё смешалось в коммунальной квартире человечества, прописанного на планете Земля. Реальность меняется… Но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Бойня в тегеранском посольстве США и вовсе придётся на осень — хорошо бы нашим чекистам из Ясенево сделать шикарный жест «коллегам» в Лэнгли!

Хорошо бы, конечно, вздохнул я, и насупился. Нет. Письма не будет. Как минимум, до середины лета. Хотя…

«Сказал: „Нет“, значит нет!»

Я покачал остаток кофе в стакане. Второй год держу в уме эти три буквы и три слова… АЭС «Три-Майл-Айленд».

А сегодня от глухого беспокойства пульс частит — до ЧП осталась ровно неделя!

…Вечером двадцать седьмого марта второй энергоблок на «Трехмильном острове»