Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

Так же и с чтением, дневниковыми записями, подсчетом прибыли от разноски газет и т. д. Со сверстниками встречаешься только в социальных или досуговых ситуациях, в том числе на уроках, которые в моей общественной старшей школе были просто академическим фарсом. В Фило приходилось учиться вопреки школе, а не благодаря ей – собственно, поэтому так много моих одноклассников по-прежнему живут в Фило, продают друг другу страховки, пьют алкоголь из супермаркета, смотрят телик, ждут формальности первого сердечного приступа.

i Термин из пуританских учений, обозначающий несовершенных, обреченных людей, которых не спасет Господь, в отличие от «избранных» (прим. пер.).

Миз Нети-Нети из Кадров между тем проговорила почти всю кружную дорогу до отдела. Сказать по правде, мало что из этого закрепилось в моем разуме. У нее была приятная, профессиональная интонация; но трещала она без умолку, от чего более-менее поневоле через какое-то время перестаешь слушать, как, например, в разговоре с шестилеткой. Впрочем, наверное, говорила она и что-то полезное, относящееся к РИЦу, и обидно, что я не могу вызвать это в памяти теперь, когда оно, пожалуй, было бы полезно и конкретно для мемуаров, чего не могут дать мои впечатления и воспоминания. Знаю, что без конца останавливался и сменял руки, чтобы снизить жжение, которое бывает, когда какое-то время тащишь тяжелый чемодан, скажем, в правой руке, и что миз Нети-Нети далеко не с первого раза сообразила, что происходит, и стала дожидаться меня, а не нестись вперед еще метров двадцать, когда ее болтовня становилась просто абсурдной, раз ее уже буквально некому было слушать. Полное отсутствие предложений помочь с каким угодно багажом – это еще ладно; это хотя бы можно объяснить гендерным этикетом, особенно строгим, как я знал, на Ближнем Востоке. Но ничто не подчеркивает сильнее то, что чьи-то словоохотливость и трепотня – вещь в себе и не имеют к тебе никакого отношения, как когда отстаешь и буквально отсутствуешь, а трепотня так и продолжается, долетая неразборчивым потоком отголосков от поверхностей коридора. Было бы нечестно рассказывать об Иранском Кризисе в контексте того первого дня подробнее, потому что я узнал о ее внерабочей эксцентрике и юности времен иранских волнений конца 1970-х позже, когда она чуть ли не каждое утро в течение августа 1985-го выходила из квартиры другой букашки. Акцент у нее был слабый и скорее напоминал британский, чем ближневосточный или в принципе чужестранный, а волосы – очень-очень темные, почти с жидким аспектом в своем идеальном отвесном ниспадении – со спины их контраст с жутко ярким голубым цветом форменного пиджака Кадров был единственным интересным или уютным моментом во всем пиджаке. А еще из-за того, что я так часто плелся позади, запомнился слабый запах – как будто принадлежащий не ей, а тому же пиджаку, – конкретных духо́в из торговых центров, которыми один неназванный член моей семьи практически заливалась каждое утро, пока в глазах не щипало.

сосредоточенности. Для ясности допустим, что это был Шеклфорд. Наблюдение Шеклфорда заключалось в следующем: истинным объектом парализующей тревожности из этой самой «тестовой тревожности» вполне может оказаться страх перед ассоциирующимися с тестами неподвижностью, тишиной и нехваткой времени на помехи. Без помех – или даже самой возможности помех – у некоторых видов людей возникает ужас, и вот из-за него-то, а вовсе не из-за проверки, люди и тревожатся.

В отличие от верхних этажей, нижний уровень здания РИЦа поделен на отсеки приблизительно восьмиугольной формы, с коридорами, разбегающимися от центрального пересечения, как спицы в кривом колесе. Сами можете представить, что эта радиальная планировка, такая популярная в 1970-х, укладывалась в голове далеко не сразу при том, что само здание было строго прямоугольным, отчего общая дезориентация от попадания в механизм приема только усиливалась в тот первый день [134]. Диапазон табличек в каждом пересечении коридоров был таким подробным и сложным, словно хотел еще больше запутать того, кто и так не знает, куда идет и зачем. На этом этаже был белый пол и стены с крейсерски-серым кантом, и очень яркие флуоресцентные лампы, встроенные в потолок, – по ощущениям чуть ли не в целой галактике от всего лишь этажа выше. Тут, пожалуй, лучше делать описания как можно лаконичнее и сжатее, ради реализма. Ведь долгосрочная правда в том, что здесь я в итоге и работал – или, вернее сказать, здесь приземлился, как ракетбол или рикошетящий снаряд, после вереницы административных путаниц в следующие недели, чуть не кончившихся дисциплинарными взысканиями и/или увольнением по административке, – поэтому слишком легко наложить на планировку первого этажа [135] и Отдела кадров целый слой подробностей, объяснений и предыстории, полученных на самом деле только позже и не касавшихся никаким боком моего первого прибытия и ошалелых перебежек в хвосте Иранского Кризиса. Это тоже причуда временной памяти: людям свойственно заполнять пробелы данными, собранными позже, так мозг, к примеру, автоматически заполняет визуальный пробел в месте, где оптический кабель подсоединяется к обратной стороне сетчатки. Так, например, тот факт, что дурдом в области главного входа и вестибюля Инспекционного центра наверху, а также чрезвычайно длинная очередь уставших с дороги работников в шляпах, с багажом и коричневыми одноразовыми папками Службы с документами и приказами назначения, что растянулась за тяжелые герметичные двери пожарного выхода [136] во флуоресцентную развязку, считавшуюся, как выяснилось позже, центром центрального отсека первого уровня, и состояла (т. е. эта очередь состояла) из новоназначенных и/или переведенных налоговиков в ожидании, когда сделают их фотографию паспортного размера и затем напечатают и заламинируют их новое удостоверение Поста-047, отчего оно будет таким горячим, что еще несколько минут в руки не возьмешь, поэтому можно было наблюдать, как сотрудники быстро размахивают новенькими удостоверениями, держа за уголок, чтобы остудить их перед тем, как наконец прицепить прищепкой на нагрудный карман (как и положено на работе в любое время)… что вся это майское мельтешение и кипение на самом деле вызвано крупной реструктуризацией Управления комплаенса Налоговой, происходившей во всех шести действующих РИЦах и в более чем половине остальных окружных подразделений Аудита (чьи размеры широко варьировались) по всей стране и назначенной (т. е. реструктуризации назначенной) на дату ровно через месяц после общеамериканского срока подачи документов по индивидуальным подоходным налогам 15 апреля, чтобы не помешать ежегодному обильному притоку деклараций пройти через первоначальную сортировку и обработку в Региональных сервисных центрах [137], а приложенные чеки успели принять и передать в министерство финансов США через каналы шести региональных депозитариев… все это раскроется позже, неформально, в беседах в «Рыбацкой бухте»