Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

сзади РИЦа – вернее, как оказалось, ближайших к главному входу и отделенных от него всего лишь широкой, асфальтированной и легко преодолимой площадью. Но если ближайшие и лучшие парковки оказывались заполнены (а какими, учитывая человеческую натуру и вышеприведенные стимулы, им еще быть; самые вожделенные стоянки – очевидно, и самые забитые), прибывшие машины не могли вернуться тем путем, которым приехали, чтобы довольствоваться стоянками все более удаленными и все менее вожделенными, пропущенными в поисках местечка получше – поскольку, конечно, на подъездной дороге от начала до конца было одностороннее движение [116], и водителям, не нашедшим местечка на лучших парковках, приходилось следовать до самого выхода, прочь от РИЦа и к табличке «ТОЛЬКО ВЫЕЗД», поворачивать безо всяких светофоров налево, на Селф-Сторадж, ехать несколько сотен метров на восток, обратно к повороту со знаком «ТОЛЬКО ВЪЕЗД», а потом пытаться снова повернуть налево (против встречки, очевидно, замедляя продвижение нашей страдальческой полосы) на подъездную дорогу, чтобы припарковаться на менее вожделенных стоянках ближе к шоссе и затем вливаться в череду канатоходцев на обочине дороги по пути к главному входу сзади здания.

Короче говоря, все это казалась прямо-таки феноменально неудачным планированием, вылившимся в жуткую неэффективность, трату времени и фрустрацию для всех участников [117]. Сами собой явились три очевидных корректирующих меры, набросанные в общих чертах в моем блокноте, хотя притворюсь, что не помню, написал ли их на месте, во время безумно сизифского стазиса «так-близко-и-все-же-так-далеко», или позже в тот день, когда еще хватало периодов безделья и оставалось разве что читать безвкусную книжонку, которую я начал саркастически аннотировать еще в автобусе. Одна мера – ввести в каком-то виде резервирование парко-мест и избавиться от большой части задержек и очередей, вызванных ищущими свободные места, а также от проблемы «стимула», когда машины устремляются к двум-трем самым вожделенным местечкам перед центральным входом РИЦа (который мы, конечно, пока не видели с Селф-Сторадж-паркуэй; месторасположение входа подсказала явная вожделенность парковок за [с нашей точки зрения] зданием, учитывая, сколько машин туда пробиралось, что не могло быть не связано с каким-то ощутимым стимулом. Работник рядом со мной, в уголке глаза, теперь выглядел так, будто его механически извлекли из водоема, из-за чего притворство, будто я не замечаю, как он невероятно потеет, становилось только более жутким и фарсовым). Другая панацея – очевидно, расширить и сделать двусторонней подъездную дорогу. Да, это причинило бы РИЦу дополнительные кратковременные неудобства и задержки того же общего рода, что и расширение Селф-Сторадж-паркуэй, но трудно вообразить, чтобы расширение подъездной дороги заняло столько же времени без отсрочек и взаимопротиворечащих устремлений демократического процесса. Третьей мерой было бы пожертвовать во имя общего блага и удобства всех, кроме, возможно, ландшафтного дизайнера РИЦа, этим изумрудным простором пустой передней (т. е., как оказалось, задней) лужайки и не только проложить на ней пешеходную дорожку, но и, может, какой-нибудь автомобильный разворот, чтобы машины на участке ВЫЕЗД возвращались к участку ВЪЕЗД в обход бессветофорных левых поворотов то на забитое шоссе, то с него. Не говоря уже, понятно, о том, чтобы просто воткнуть на двух пересечениях хреновы светофоры – практически невообразимо, чтобы у Налоговой службы не было влияния на власти муниципалитета и штата, чтобы потребовать их просто-таки когда душе угодно [118]. И не говоря о самой странности, что на главную орбитальную магистраль Пеории смотрел именно (как выяснилось) исполинский зад РИЦа. Во время медленного подъезда это казалось одновременно и трусливым, и высокомерным, – как когда священники былых времен вели католическую службу спиной к прихожанам. Буквально все, от логистики до элементарного приличия, предписывало, чтобы фасад важного правительственного здания стоял лицом к обществу, которому здесь служат. (Помните, я еще не видел стилизованный фасад РИЦа – такой же, как и у других шести РИЦев страны, и возведенный из-за незамеченной опечатки в увеличенном бюджете на строительство и технологии после вступления в силу реформ комиссии Кинга, – опечатки, требовавшей, чтобы не «формальные», а «формные спецификации» фасадов Региональных сервисных и инспекционных центров, «…как можно ближе соответствовали конкретным функциям этих центров».) [119]

синдром ДОКа Дика Тейта, когда введенная политика причиняла гораздо больше неудобств, чем решала, был всем так знаком, что букашки звали его «Дик-татурой».

Что касается самого физического прибытия к главному входу в тот первый день, могу только подытожить, какое это неописуемое удовольствие – видеть свое имя напечатанным на табличке в многолюдном месте высадки. Полагаю, подобное происходит отчасти потому, что тогда человек чувствует себя выделенным и – пользуясь бюрократическим языком – валидированным. А еще, очевидно, эта особая табличка с моим именем в руках у привлекательной женщины с официальным внешним видом в ярко-синем блейзере, после всего бесславия и унизительной волокиты, а также результирующего опоздания, меня удивила, хотя и не настолько, чтобы обоснованно ожидать от человека сходу признать какую-то ошибку или путаницу – в конце концов, нельзя забывать вышеупомянутые моменты в виде непотического авторитета и письма в моем дипломате.

Тогда же выяснилось, что мнимый зад РИЦа на самом деле перед, и что перпендикулярные части центра не связаны, и что фасад главного здания выполнен со странной и настолько устрашающей стилизацией, и надо признать, пожалуй, действительно благоразумнее было его отвернуть, чтобы он не выходил на (или не пугал) оживленное движение на общественной дороге южнее. Область входа и без своих многолюдности и хаоса казалась запутанной и дезориентирующей. Тут были флаги, и таблички с сокращениями, и стрелочки, и широкая бетонная площадь с чем-то вроде фонтана, но без воды [120]. Квадратная тень главного здания тянулась почти через всю площадь к двум крайне вожделенным парковкам напротив, не таким уж и большим. И, конечно, вычурный и очевидно дорогой фасад РИЦа, что высился от главного входа до середины с виду пятого этажа; это была плиточная или мозаичная версия пустой налоговой формы 1040 образца 1978 года, обеих страниц, во всех подробностях, вплоть до пробела на строке 31 для [ «Скорректированного валового дохода»]на лицевой стороне и до финального поля [ «СУММА К ОПЛАТЕ»]на строке 66 тыльной стороны, которые – с множеством других полей, пробелов и квадратиков – служили окнами. Детальность была поразительной, а кремовые, сомоновые и селадоновые офсетные оттенки – реалистичными, пусть и устаревшими [121]. А окончательно ошеломляло/дезориентировало, когда видишь все и сразу с кругового разворота у входа, где служебные машины могли высаживать пассажиров без необходимости парковаться (а то пришлось бы ехать до конца и делать круголя, поскольку парковки напротив входа, через