Шарлатан V - Квинтус Номен

— Вы сделали небольшую ошибку в рассуждениях, одно лишнее слово поставили: деньги мы зарабатываем трудом, и это вы очень верно заметили, но не только своим. А мы будем да, свои деньги вкладывать в Африку, но вкладывать мы будем высокотехнологичный труд, а Африка взамен нам даст много низкоквалифицированного труда. У них другого просто пока нет, а тот, что есть — никто его брать не хочет, ну а мы и можем, и хотим продукцию такого труда менять на продукцию нашего. Тот же текстиль — он уже летом в приличных количествах к нам пойдет, но его пока они мало могут делать — а если мы поставим туда станки, прядильные, ткацкие, прочие, для текстильной промышленности необходимые, то мы уже сможем от них получать тканей гораздо больше, причем получать их начнем почти сразу после проведения этих поставок.

— Пример хороший, согласен.

— Да, и это пример не того, что мы вот можем страну облагодетельствовать, а пример того, как мы, благодеяние для страны все же проводящие, по сути вкладываем эти деньги уже в свою экономику. Мы таким образом вовлекаем именно в свою экономику труд людей в других странах. У нас все же, как ни крути, людей маловато…

Ну да, двенадцать миллионов из Танзании и почти четыре из Замбии очень сильно Союзу помогут в развитии всякого. Если их направить в правильную сторону деятельности, то очень сильно помогут, а заодно и себе помогут выбраться из почти непреодолимой нищеты. Вот фокус тут заключался в том, что сами эти страны из нищеты были выбраться не в состоянии, а никто из капиталистов им помогать в этом в принципе не собирался: ведь у нищего можно забрать куда как больше, чем у зажиточного. Потому что нищий, чтобы прокормиться, готов за гроши продавать то, что в других странах стоит очень дорого. И даже после такой продажи у него не будет денег на собственное развитие.

В Танзанию я вернулся исключительно «вовремя» и принял участие в очень торжественном мероприятии: проезду первого поезда от Дар-Эс-Салама до Лусаки. Путешествие так себе: трое суток в поезде — удовольствие не самое желанное. Но для двух стран это было действительно очень важным делом: у Замбии появилась возможность достаточно дешево отправлять свои товары за границу. И дело не в том, что раньше эти товары никто не брал, а в том, что теперь, благодаря недорогому транспорту, сами замбийцы за них смогли получать больше иностранной валюты. Ту же медь, например, в Лусаке иностранцами продавали уже не по тридцать с чем-то долларов за тонну, а не менее чем по пятьдесят. На самом деле, пока почти вся добыча меди велась на принадлежащих иностранцам рудниках, они эти деньги забирали теперь как «плату за перевозку», то есть должны были в таком виде забирать. Некоторое время должны были так забирать: в поезде ведь я не один ехал, для такого торжественного события там собрались и Джулиус Ньерере, и президент Замбии Кеннет Каунда — а так как в поезде делать особо было нечего, мы почти всю дорогу разговаривали обо всяком (ну, когда не спали, конечно). Поэтому (ведь разговоры-то получились очень интересными) мы все в Лусаку приехали страшно невыспавшимися, но и страшно довольными.

Обратно ехать на поезде у меня желания не было ни малейшего, да и Джулиус вовсе не мечтал еще трое суток засыпать под стук колес, так что мы сели в подлетевший «Буревестник» и через четыре часа отправились по домам. Не знаю, как Танзаниец, а я, вернувшись в посольство, спать не бросился, а просидел там (буквально спички в глаза вставляя чтобы они не закрылись случайно) до очередного «сеанса связи» и опять позвонил Зинаиде Михайловне:

— Доброй ночи, уважаемая Зинаида Михайловна! Вы. Конечно, будете смеяться, но это снова я и снова с небольшой просьбой. И, как всегда, с просьбой довольно срочной, но совершенно не новой: я тут посовещался с парочкой местных президентов, и мы пришли к выводу, что железку до Лусаки нужно расширить, сделать ее двухколейной…

— У тебя совесть есть, гамадрил? Уточняю сразу: речь только об этой дороге пойдет?

— Вы мои ожидания. Как всегда, не обманули: конечно же нет! ПО самым предварительным прикидкам только в Танзании потребуется еще примерно четырнадцать тысяч километров новых дорог выстроить, и в Замбии, не побоюсь этого слова, десятку. В смысле, десять тысяч километров.

— Рельс тот же, пятьдесят пятый?

— Да. И те же шпалы.

— А сами они когда смогут себе шпалы изготавливать?

— Не раньше чем через год, к сожалению. А насчет рельсов вообще даже примерно посчитать не получается: железа вроде можно много на месте делать, а вот с марганцем — это от геологов зависит, но они пока другим все же заняты.

— Ну, если рельсы будут, в смысле, дороги железные, то можно им марганец и подкинуть. И чем скорее, как я понимаю…

— Нет, тут пока еще с черной металлургией кони лишь выбирают место для валяния, так что… в любом случае буду держать вас в курсе…

— А куда ж ты денешься-то!

— И извините, что снова разбудил.

— Можешь не извиняться, я из-за тебя спать ложусь в три ночи. Но не переживай, я и днем пару часиков добираю, и утром на службу сломя голову не спешу. Значит, вторые пути на две с половиной тыщщи верст… четыре миллиона только шпал… Считай, что до Нового года все получишь, контракты можешь уже подписывать. Или ты как, опять частную социалистическую компанию товарища Шарлатана там организуешь? Все, иди уже спать, и завтра не звони: я трубку принципиально брать не стану. Завтра не стану…

С железными дорогами в Танзании все было странно: новая была проложена с так называемой капской колеей в тысячу шестьдесят семь миллиметров, то есть в три с половиной фута — как и все дороги на Юге Африки. А остальные были с «германской» колеей в тысячу миллиметров — и это создавало определенные сложности в перевозке некоторых грузов. Серьезные трудности, особенно для производства стали: основные плантации кешью находились на юге страны, а вот железная руда в довольно больших объемах была на севере. Там эту руду можно было вообще просто лопатой грести: почва чуть ли не наполовину из руды и