"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20 - Борис Владимирович Романовский

Полковник Щукин, стоявший за спинами журналистов в актовом зале госпиталя, одобрительно кивнул. Но Андрей уже был достаточно самостоятелен, чтобы самому отличать правильное от неправильного.

Ядовитые вопросы касались и крушения американского беспилотника.

— Да, помню. Как раз рубил лёд. Краем глаза увидел движение, думал — метеорит. Там черным-черно в тени стенки кратера, но полковник сказал: у американцев был сбой подачи энергии и оборвалась связь с беспилотником. Ещё одно отвлечение от работ. Я взял ровер и поехал, освещая путь фарой. В самом деле, лежит аппарат с надписями NASA и USA, ничуть не инопланетный. Забросил в ровер, когда возвращались к «Засядьке», сделал крюк — отвёз им. Наверно, починили. У них спросите.

— Что же явилось причиной отключения электроэнергии?

— Не ко мне вопрос. Я работал у саркофага. Ядерный реактор с генератором находится у станции.

Представители СМИ не скрывали разочарования, надеявшиеся узнать у первооткрывателя загадочного объекта новые подробности.

В подобное же препятствие упёрлась Лариса, когда супруг добрался домой и стихли самые первые и самые сильные восторги от воссоединения семьи, а на следующий день предстояло исполнить журналистский долг — составить вдвоём очередной захватывающий репортаж для «Известий», начинающийся в подвале первой полосы и захватывающий всю вторую.

Юрочка уснул, уложить спать днём давалось нелегко — слишком взбудоражен возвращением папы. Лариса на цыпочках вышла из детской, чтобы попасть в объятия мужа, отстранилась:

— Но-но! Ты не восстановился, чтоб столько сладкого сразу.

— Пообещай, что вечером…

— Хорошо. Но сейчас давай поработаем.

— У меня отпуск!

— А у меня нет. Садимся за стол дальше, чем ты сможешь до меня дотянуться. И думаем, что можем сказать о твоём полёте, не выходя за утверждение, что и твоя команда, и Ковалёнок со своими рассказали перед камерами выдали абсолютно всё.

Андрей задумался, подперев голову ладонью. Конечно, он уже достаточно пришёл в себя, чтоб голова держалась без подставки, но так лучше крутить в ней варианты.

— Давай сосредоточимся на эмоциях. Я тебе расскажу, а ты, мой Достоевский, опишешь. Так, чтоб у читателя шерсть на груди шевелилась.

— У читательниц нет шерсти на груди.

— Сама придумай — где. И так, южный полюс Луны. Совершенно адское место. В тени от стенок кратеров, они огромные, ещё называются лунными цирками, куда не попадает ни прямой солнечный свет, ни отражённый от Земли, царит вечный и кошмарный холод, порядка минус сто восемьдесят пять градусов по Цельсию. Ни один живой организм Земли его не выдержит. Но это температура лунной породы, но не пространства, её вообще нет как таковой, потому что нет и атмосферы, летают несколько считанных молекул на кубометр. То есть практически ничего. Термометр, как это ни смешно звучит, показывает температуру термометра, поскольку нет теплообмена. Если раскрыть стекло шлема скафандра и выпустить воздух, человек не погибнет мгновенно. Конечно, воздух выйдет, лёгкие перестанут получать кислород, и через короткое время начнётся удушье. Но глаза не вылетят из глазниц, как любили изображать в старой фантастике. Пятнадцать-двадцать секунд космонавт наверняка сохранит сознание и способность двигаться. На солнце стократ хуже, тоже из-за отсутствия воздуха. Поверхность оборудования нагревается кошмарно! Представь, один метр в тень — минус сто восемьдесят пять. Метр к солнцу — плюс восемьдесят пять! Перепад на одном метре! Об этом помнишь всегда, чувствуешь, насколько чужд и недобр этот мир человеку. Нас там никто не ждёт и ничем не поможет. Мы на Луне — силой мысли и воли, вопреки сопротивлению природы. Потому каждый шаг опасен. В таком напряжении живёшь полгода, привыкаешь к нему, но оно не отпускает.

— Да… записала. Ещё пару штрихов отсебячины, и получится… убедительно.

— Добавь к этому жёсткое космическое излучение, бомбардирующее космонавта ежесекундно во время работы в скафандре вне станции. Его не чувствуешь, но о нём знаешь. Возвращаясь в подлунный отсек, снимаешь скафандр и видишь, сколько хлебнул радиации. Конечно, она выводится, мы не выходим за грань, считающуюся безопасной… Тем не менее, там не просто враждебная среда за тонкой тканью скафандра, она проникает к телу ионизированными частицами.

— Впечатляюще…

— Брось, сама всё знаешь, я только перекручиваю общеизвестное в беллетристику. И вот среди внеземного безумия, тянущегося месяцами, вдруг обнаруживается нечто, вообще выходящее за рамки каких бы то ни было здравых представлений о действительности. Нас спрашивают: почему мы тотчас не сообщили американским партнёрам об открытии инопланетной постройки? Да и ЦУП узнал не сию секунду! Когда увидел подо льдом квадрат геометрически правильной формы, первая мысль: не схожу ли с ума от психической перегрузки. Ковалёнок, когда ему сказал, натурально заподозрил меня в том же. Лично проверил. И вот стоим с ним над саркофагом, оба в ахрене… Ну, ты подберёшь литературное слово. Оба не верим своим глазам. Потом подключился остальной состав «Засядьки», не буду же я один колупать лёд — подхвачу лучевую болезнь. Тем более нужно отыскивать и проверять испытуемые марсоходы, перевозить лёд на гидролизную установку, времени категорически не хватает. Занят постоянно, а стоит сделать паузу на минуту, чтоб передохнуть, и воображение улетает туда, к чёрному грёбаному квадрату Малевича, лишнее вычеркнешь, мысль бьётся как птица в клетке — это невероятный выверт природы или всё же то, во что невозможно поверить.

— А когда нашёл картину?

— Тоже не сразу. Уже и американцы побывали, облазили-обмерили, охренели не меньше нашего. И как-то под окончание смены… Не знаю, это предчувствие какое-то или интуиция, вдруг… не знаю как сказать. Ощущение, что из саркофага кто-то на меня смотрит. Жутко — до нервного поноса. Можешь написать, нервы шалят, воображение разыгралось, ведь каких-либо там излучений — ноль. Приборы регистрируют обычный фон, не более, чем в кладовке станции. А я готов побиться об заклад — там что-то есть. Душой чую.

— И ты выключил освещение.

— Так оно уже убрано было. Выключил вдобавок приёмник радиостанции, чтоб не отвлекал. И шагнул в непроглядный мрак.

— Воображал, что на тебя кто-то бросится из него?

Андрей сидел, откинувшись на стуле, и смотрел в пространство невидящим взглядом. Точнее — видящем, но не комнату, а странный подлунный склеп в своём недавнем прошлом.

— Казалось, что-то мелькает в темноте. Включил фонарь, готовый к чему угодно. Да — и к отражению нападения. Но… Только линии на стене. Они не только микрорельефные. Не знаю, как объяснят учёные, возможно, чем-то покрыты, отражая или преломляя свет видимого человеком спектра. Методом ненаучного тыка я выяснил,