Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов

переговариваясь, в предвкушении халявного обжиралово на пиру, тоже потянулись на выход. Вскоре, в Грановитой палате, остались я, Василий, Митрополит, дети и конвой… Вернее охрана у дверей. Василий недовольно посмотрел на Владыку. Типа, а ты чего трёшься здесь, старый хрыч?

— Василий. У меня для тебя ещё подарок есть. Не хотела показывать его в присутствии герцогов и графа со-товарищами.

— Меч и корону старшего Грифича?

— И это тоже. Но чуть позже. — Я повернулась к стоящим стражникам при входе. — Ты, — указала на одного из них, — во дворе, возле красного крыльца меня ждут кадеты из Корпуса. С ними полоняник. Пусть его приведут сюда.

Стражник посмотрел на Великого Князя.

— Исполняй. — Велел он. Стражник выскочил из Грановитой палаты. Вскоре привели Острожского. Поставили на колени.

Василий смотрел на князя. Подошёл к нему.

— Ну здравствуй, Константин.

— Здравствуй, Великий Князь.

Дети, оба мальчика и Даша, которую я вновь взяла на руки, смотрели на пленника. Даша перевела взгляд с князя на меня, вытянула ручку в его сторону. Я её погладила по спинке.

— Плохой дядя. Но ты не бойся его, твой папа разберётся с ним.

— Вот видишь, Константин, как мы с тобой опять свиделись? И опять ты у меня в полоне. Стоишь на коленях. Но на этот раз ты не один попал ко мне. Знаю я, что жена твоя с сыном тоже здесь. У Александры. — Василий взглянул на меня. — Я прав, Сашенька?

— Прав, Великий Государь. И жена его и сын. Сына я определю в Корпус. Воспитаю его в полной преданности Москве и в ненависти к Литве и Польше. А вот что с женой его делать, даже не знаю. Отправлю её, наверное, на кухню. Пусть учится готовить и кормить моих кадетов.

— Что же ты так, Александра, Царица Ливонская? — Усмехнулся Василий. — Татьяна Семёновна княгиня всё же. Из известного княжеского рода Гольшанских. А ты её в стряпухи?

— И что, Государь? У меня княгиня Анна Радзивилл полы моет, да подштанники солдатам стирает. И ничего.

Василий удивлённо смотрел на меня. Точно так же, дикими глазами, на меня взглянул и Острожский. Наверное, он до последнего не верил, что я могу обойтись очень жестко с ним и с его семьёй.

— Ты не шутишь, Саша? Анна Радзивилл моет полы и стирает подштанники? — переспросил Василий.

— Не шучу. Там в Вендене. Я же второй Корпус учредила. Набрали уже кадетов. Георг фон Фрунсберг командует им. А Анна, пока не заплатит мне, будет и полы мыть и стирать. Я не собираюсь её держать, кормить там бесплатно. Если бы она ко мне попала в полон не в результате нападения на мои земли, я бы обошлась с ней согласно её статусу и титулу. А она слишком много о себе возомнила, да ещё, эта сучка безродная посмела меня оскорбить. Пусть спасибо скажет, что я её сначала солдатам своим не отдала, а потом не повесила её на ближайшем суку. Я Комнина. Мои предки вояли великие державы, когда её предки жили в пещерах и шалашах, ходили полуголыми в шкурах и молились пням. И я показала ей её место в моём доме. И это место поломойки и прачки. А чем княгиня Гольшанская отличается от княгини Радзивилл?

— Я могу заплатить выкуп за жену и сына. — Проговорил Острожский, глядя на меня. Я засмеялась ему в ответ.

— Ты меня, князь, за кого считаешь? — Даша, сидя у меня на руках, тоже засмеялась выплюнув соску. Она повисла у неё на шее на тесёмке. — Вот видишь, даже малышка смеётся над тобой. Я же тебе сказала, что сына твоего я заберу в Корпус. И в Литву он вернётся, только будучи солдатом Корпуса. А других детей у тебя не будет, князь Константин. Это будет тебе наказанием за клятвопреступление и измену своему Государю. Не Сигизмунду, а Василию Иоановичу, которому ты принёс клятву верности. — Посмотрела на Василия. — Я не знаю великий Государь, что ты с ним сделаешь, но острожский ярый и непримиримый враг Москвы. И я не могу советовать тебе в этом случае. Но я, например, своих злейших и непримиримых врагов предпочитаю видеть в петле, либо сидящими на колу. В крайнем случае на эшафоте без головы.

— Александра. — Влез в нашу дискуссию с Василием Митрополит. — А как же христианское милосердие, человеколюбие, по завету Господа, возлюби ближнего своего?

— Владыко, да у меня столько этого милосердия, человеколюбия и смирения, что я даже не знаю куда мне его девать⁈ Вот именно исходя из милосердия и человеколюбия христианского я и предпочитаю видеть своих врагом мёртвыми. А иначе, будучи живыми они могут причинить моим подданым много страданий и смертей. А так, повесила одного засранца, глядишь и спасла сотни, а может и тысячи человеческих жизней. А это что значит, Владыко? А это значит, что я действую в полном соответствии с заповедями Господа нашего, Иисуса Христа.

Митрополит осуждающе покачал головой.

— Я вижу, сколько у тебя христианского смирения, Александра. Тебе слово, ты с дюжину в ответ.

— Прости, Владыко. Признаю, грешна.

— Вот то-то, дщерь наша.

Василий с интересом наблюдал за нашим с Митрополитом разговором. При моих словах о том, что врагов лучше видеть в не совсем живом виде кивнул, соглашаясь. Потом взглянул на Острожского.

— Что же делать мне с тобой, Константин? — Острожский молчал. — Сегодня у меня радостный день. Поэтому не буду я пока решать твою судьбу, князь. Подумаю над этим позже. Стража, уведите князя в темницу. Пусть посидит там.

Когда острожского увели, я стараясь смягчить Митрополита, плюс поговорить о серьёзных делах, обратилась к нему:

— Владыко не желает откушать с нами?

— Пост, Александра. — Напомнил мне Митрополит.

— Я знаю. А ещё я знаю то, что Вы знаете, Владыко.

— И что я знаю, дщерь наша?

Я подошла ближе к нему.

— То, что я не праздна. — Сказала тихо, но он услышал. Варлаам покачал головой осуждающе. Я продолжила. — Знаю, Владыко, грешна. Но что сделано, то сделано. Значит на то воля божья была. Иисуса Христа нашего.

— Не поминай имя господа всуе. Воля его. То не сдержанность ваша. Что твоя, Александра, что Государя.

Василий молчал, но по его виду было сразу видно, что он очень недоволен и мог