Безмирные - Сергей Яков

лежать. Потом даже новое понятие в психологии появилось - синдром выученной беспомощности. Это когда человеку запрещают проявлять себя. Когда его учат, как избегать поражений, а не добиваться побед. Советуют строить жизнь не по зову сердца, а из нелепых "соображений" Ну типа, выбирать работу, где мало требуют. Жениться "как выгодно" а не как просит сердце. На любой свободный порыв, ему отвечают "даже не вздумай" или "все равно ничего у тебя не получится". Большинство в такой ситуации не просто сдаётся. Оно начинает по-другому относиться к своим провалам. Опустить руки после неудачной попытки самое лёгкое. И оказаться на дне клетки. Профессор сказал нам в тот раз, что когда тяжело, страшно и больно, с этим не надо мириться. Ваша дверца всегда открыта. Только вы с непривычки её просто не замечаете.

Возразить было нечего.

— Не думала, что когда-нибудь такое скажу, но походу пришло время обернуться в поисках дверцы. Позвони своему Сапирштейну. Он тебя вытащит.

На лице Евы отразилось откровенное недоумение.

— Но он попросит отдать взамен книгу!

— И что? Значит отдашь.

— Но...

— Ты хоть представляешь, что с тобой сделают те, кто нас преследуют? По твоему, зачем все эти люди за нами охотятся?

— Не знаю.

— Так я скажу. Ты станешь объектом. Обычным подопытным кроликом. Собакой из эксперимента. И я даже предположить боюсь, что на тебе станут испытывать.

— Даже будь у меня желание, я не смогла бы ему сейчас позвонить. У нас просто нет телефонов. — Напомнила Ева.

— Ну, этда. — Кивнула головой хозяйка дома. — Лады в таком разе. Утро вечера мудренее. Давай ужинать да спать укладываться. Тяжелый сегодня денёк выдался. Заехали, блин, аптечку забрать.

Они поднялись с кресел и стали на ощупь спускаться, с успевшего погрузиться в сумерки, чердака.

Последующие несколько дней прошли без сюрпризов. Девчонки спали, сколько хотели, затем умывались на улице холодной водой, неспешно завтракали. Стефф ставила Еве уколы, кормила таблетками и подруги отправлялись гулять по окрестностям. Свежий воздух пошёл обеим на пользу. За это время Ева читала книгу только урывками. Её состояние заметно улучшилось. Не посещали больше приступы слабости, а на изредка возникающий в пальцах тремор можно было не реагировать. Подруги много беседовали. Обсудили все волнующие вопросы и в особенности произошедшую с их «санитаром» разительную перемену. Долго спорили о том, что послужило причиной столь странного поведении, и пришли к выводу, что всё дело в ударе по голове. Стефф даже выдала по этому поводу некую заумную медицинскую формулировку. Что-то вроде «обусловленная вмешательством третьих сил, нетипично проявившаяся посттравматическая амнезия»На том и сошлись.

Несколько раз в гости заглядывала бабушка Вера. Соседка, что проживала через пару домов. Женщине было далеко за восемьдесят. Она давно осталась одна и, чтобы было с кем говорить, держала хозяйство: огромного серого кота Морду, а также корову Зорьку. В качестве угощения старушка приносила девчонкам свежих яиц в плетёном лукошке, да душистого, только что слитого в ведёрко, пенистого молока. Уставшими от изнурительной работы руками с сухой, растрескавшейся до крови кожей, она заботливо укрывала молоко льняным рушником. Однако брать такое богатство за «спасибо» девчонки не захотели. Судя по латаной, старой одежде, ботинкам, в которых расслоилась подошва и сутулым от тяжкой доли, плечам женщины, та едва сводила концы с концами.

Вместе, они убедили бабушку, что денег у них пруд пруди, и им ничего не стоит покупать такие продукты. Всем хорошо, а соседке, к тому же, какая-никакая «поддержка штанов». Когда отдавали деньги, бабушке отчего-то стало неловко. Она опустила глаза в землю, будто стесняясь, что вынуждена таким образом зарабатывать. Ева даже расстроилась.

«Почему хорошие люди всегда стыдятся собственной доброты? Прячут её, чтобы окружающие чего-нибудь о них не подумали. Не назвали дураками или странными, или «лохами», как принято. Словно это не благо небесное, а некий порок, который необходимо скрывать. Печально наблюдать поклонение слабостям, которые пытаются выдать за силу. Неправильно это. Не по-людски. Какое-то всеобщее помутнение»

Хорошо хоть омлет из деревенских яиц, плюс кофе со сливками, с открытым настежь окном, да под пение лесных птах, быстро подняли ей настроение.

Больше девчонок никто не тревожил. Они проводили дни в своё удовольствие, до тех самых пор пока в одно прекрасное утро во двор дома (отец Стефф так и не навесил ворота) въехала приземистая иномарка. Машина не разбирая дороги, прочертила след в высокой траве, уткнулась бампером в камень и лишь после этого остановилась. Из салона выбрался парень лет двадцати пяти в белой майке, кроссовках на босу ногу и новеньких джинсах. Темноволосый, смуглый, с тонкими чертами лица, стильной причёской и какими-то, по кошачьи хитрыми, масляными глазами. Он деловито осмотрелся по сторонам. Пригладил волосы, после чего направился прямиком к дверям дома. В руках незнакомец держал роскошный букет белых роз. Стеша, как несла в кухню наполненный водой чайник, так и замерла, вопросительно воззрившись на молодого мужчину.

— Это ещё что за гераниум? — Спросила, повернув голову себе за спину.

На её голос в коридор вышла Ева. Поставила на стол чашки для кофе, мельком взглянула в окно и глаза её неожиданно потускнели.

— Нет-нет-нет-нет. Только не это! — Выдохнула, словно на неё вновь нахлынула внезапная слабость.

Опустилась тут же на стул безвольным кулем. Прикрыла лицо ладонями. Посидела мгновение, но потом вдруг, как будто о чём-то вспомнив, сорвалась с места и бросилась навстречу незваному гостю.