Врач из будущего - Андрей Корнеев

— Я понимаю, отец. Мы работаем в рамках строгой секретности. Все ключевые патенты оформлены внутри страны.

— Знаю, — Борис Борисович отставил бокал. — Но предупредить должен. Международная обстановка… накаляется, как паровой котел. В Испании полыхает гражданская война. В Германии Гитлер открыто нарушает Версальский договор, наращивая вооружения. Мир катится к большой войне, Лёва. И мы должны быть готовы. Твои капельницы и пенициллин это тоже оружие. Оружие для спасения наших бойцов.

— Мы готовимся, — тихо, но очень четко сказал Иван. — Каждым нашим изобретением. Каждым спасенным в мирное время человеком.

— И кстати, сын, — еще более серьёзным голосом произнес Борис, — в твоей лаборатории до сих пор нет комитета комсомола и партийной организации, это вызовет вопросы. Дай указанию своему товарищу Сашке, пусть все организует, он, я слышал, способный парень. — закончил Борис, насаживаю вилку на жирный кусок стерляди.

— Да я согласен отец, все откладывал этот момент… Но ты прав, завтра же распоряжусь. — задумчиво сказал Иван.

Анна Борисовна, почувствовав напряжение, поспешила перевести тему, рассказывая о том, как в ее больнице наконец-то массово внедрили одноразовые шприцы.

— Вы просто не представляете, насколько легче стала работа! Никаких этих вечных кипячений игл и стекла, никакого риска занести инфекцию. Девочки-медсестры чуть ли не в голос благодарят.

— А пациенты? — спросила Катя, с удовольствием наблюдая, как ее мать и свекровь находят общий язык.

— Пациенты тоже. Уколы теперь почти безболезненные, раз эти шприцы с такими тонкими иглами. И главное исчез этот подсознательный страх перед «грязным уколом», который был у каждого.

— Я рад, мам, — улыбаясь сказал Иван, и внутри он чувствовал гордость.

Марья Петровна слушала, и вдруг ее глаза наполнились неподдельным чувством.

— Знаете, я помню, как в девятнадцатом году в Петрограде свирепствовал сыпной тиф. Люди умирали, как мухи. Целые семьи вымирали. Врачи были бессильны. А сейчас… вы делаете такие вещи, о которых мы тогда и мечтать не могли. Я… — она запнулась, — я горжусь, что моя дочь рядом с таким человеком. Горжусь вами, Лев.

Иван почувствовал, как по его щекам разливается тепло. Это признание от женщины, воспитанной в другой эпохе, стоило многого.

— Спасибо, Марья Петровна. Но все, что мы делаем, мы делаем вместе. Без Кати, без Сашки, без Миши, без таких специалистов, как Багдасаров или Крутов, ничего бы не вышло.

Они вышли из «Метрополя» поздно, когда ночной Ленинград погрузился в тишину, нарушаемую лишь редкими гудками автомобилей и далеким шумом трамвая. Фонари отбрасывали на мостовую длинные, таинственные тени.

— Хороший вечер получился, — сказала Катя, крепче взяв его под руку.

— Очень хороший, — согласился Иван. Он смотрел на освещенные окна домов, на темный силуэт Адмиралтейства в конце проспекта, и снова, как и тогда на балконе на Карповке, его охватило острое, почти физическое чувство принадлежности. Этот город, эта странная, жестокая и прекрасная эпоха стали его домом. Любимым домом.

На следующий день в подвальном помещении лаборатории, которое с легкой руки Неговского стали называть «реанимационным блоком», собрались все ведущие сотрудники СНПЛ-1. Владимир Александрович Неговский, несмотря на молодость, держался с уверенностью харизматичного лидера. Перед ним на столе лежали несколько странных на первый взгляд предметов: резиновый мешок с клапаном и прикрепленной к нему лицевой маской, а также торс манекена человека.

— Коллеги, — начал Неговский, его глуховатый, но четкий голос заставил всех замолчать. — Я представляю вам опытный образец комплекта для экстренной реанимации. Его основная задача — поддержать жизнь в течение тех критических минут, которые проходят между остановкой сердца и дыхания и необратимыми изменениями.

Он взял в руки резиновый мешок.

— Это аппарат для искусственной вентиляции легких. Мы пока назвали его «РВ-1» — ручной вентилятор, первая модель. Принцип действия прост: при сжатии мешка воздух через этот односторонний клапан поступает в легкие пациента. Маска обеспечивает герметичность. — Он продемонстрировал, плотно прижав маску к лицу манекена и сжав мешок. — Одновременно с этим должен проводиться непрямой массаж сердца. — Неговский положил основание ладоней на грудную клетку манекена и начал ритмично, с четким метрономом, надавливать. — Частота примерно сто нажатий в минуту. Соотношение: тридцать нажатий на два вдоха. Цикл повторяется до восстановления самостоятельного дыхания и сердцебиения или до прибытия в стационар.

В зале повисла напряженная тишина. Методика казалась до гениальности простой, но каждый из присутствующих, опытных врачей, понимал ее революционность. Они привыкли констатировать смерть, а не бороться с ней в ее преддверии.

— И вы утверждаете, что это… работает? — первая нарушила молчание Зинаида Виссарионовна Ермольева, скептически приподняв бровь. Ее авторитет в микробиологии был непререкаем, и ее мнение значило много.

— Работает, — уверенно и без тени сомнения ответил Неговский. — Мы провели сорок семь экспериментов на собаках. В тридцати пяти случаях удалось полностью восстановить сердечную деятельность и самостоятельное дыхание после остановки, вызванной управляемой электротравмой. Ключевой фактор время. Начинать нужно немедленно, в первые три-пять минут. Правда наш прототип пока не готов к массовому производству, нужно решить проблемы соединений.

— А как насчет повреждений ребер и грудины при таком интенсивном массаже? — поинтересовался Дмитрий Аркадьевич Жданов, с чисто научным любопытством разглядывая манекен.

— Возможны, — честно признал Неговский. — Переломы ребер, грудины… Но, как мне сказал Лев Борисович, сломанные ребра срастутся. Остановившееся сердце нет. Выбор, как говорится, невелик. Мы отрабатываем технику, чтобы минимизировать риски.

Иван наблюдал за реакцией коллег. Он видел в их глазах смесь недоверия, изумления и зарождающейся надежды. Эти люди, светила медицины, стояли на пороге новой эры, и он был тем, кто привел их к этому порогу.

— Владимир Александрович подготовил подробные методические указания, — вступил в разговор Иван, подходя к столу. — Мы их размножим и направим во все крупные клиники города. А также начнем цикл практических семинаров для врачей и фельдшеров.

— Это… это меняет все представления о пределах врачебного вмешательства, — тихо, но весомо произнес профессор Карташов, который пришел на семинар, несмотря на свою фантастическую занятость. — Если это действительно работает… то смерть перестает быть мгновенным и бесповоротным приговором. Мы получаем в свое распоряжение те самые «золотые минуты».

— Именно так, Петр Ильич, — кивнул Иван. — Мы отвоевываем у смерти время. Те самые минуты, которые отделяют надежду от отчаяния, жизнь от небытия.

После демонстрации, когда большинство сотрудников разошлось, Иван остался с Неговским в опустевшем подвале.

— Володя, ты