Рубиновый рассвет. Том I - Евгений Неволин

Арена ждала. Завтра. Грог. Семь к одному.

Он улыбнулся про себя.

"Это будет интересно".

Глава 22

В узкой каморке, где воздух был густым от запаха старого дерева и человеческого пота, Гилен сидел на краю койки, скрестив ноги. Его поза казалась расслабленной, но в этой расслабленности была точность — словно он не просто сидел, а медитировал на лезвии ножа. Дыхание его было ровным, почти неслышным, лишь легкое движение груди выдавало, что он жив.

Тени от слабого света факела за решетчатым окном ползли по стенам, цепляясь за неровности камня, будто пытаясь сбежать из этой комнаты.

Его пальцы лежали на коленях, безвольные на вид, но внутри — по невидимым каналам, по древним меридианам, которые знали лишь посвящённые, текла кровь. Не просто кровь — сила, капля за каплей наполнявшая каждую мышцу, каждую клетку.

Тёмные очки скрывали глаза, но если бы кто-то подошёл ближе, если бы осмелился заглянуть за эту чёрную гладь — увидел бы, как в глубине пульсирует рубиновый отблеск, мерцающий в такт ударам сердца.

Он не думал о предстоящем бое. Он чувствовал его — как волну, которая ещё не разбилась о берег, но уже поднялась где-то за горизонтом, неотвратимая и холодная.

Снаружи, в главном зале, вчерашнее веселье испарилось, как дым от потухшего костра. Бойцы сидели молча, каждый в своём углу. Одни чистили оружие — клинки скользили по точильным камням с тихим шипением, другие перевязывали старые раны, туго стягивая бинты вокруг шрамов, которые никогда не заживут до конца.

Тишину резали лишь звуки — лязг металла, хруст яблок под зубами, глухие шаги слуг, разносящих еду и воду.

Воздух был густым, тяжёлым — пот, масло для доспехов, страх, который никто не показывал. Даже шутники и пьяницы, бушевавшие вчера, теперь молчали. Сегодня был день настоящих боёв.

Барни не стеснялся. Его мешок, лежащий рядом на скамье, уже раздулся от украденной еды — копчёное сало, плотно завёрнутое в вощёную бумагу, твёрдый сыр, пара яблок, которые он стащилна глазах у всех.

Тарелка перед ним ломилась от мяса — жирного, сочного, прожаренного до хрустящей корочки. Он ел жадно, не отрываясь, словно зверь перед долгой зимней спячкой, который знает, что этот пир может стать последним.

Но время от времени его глаза бегали к коридору, где исчез Гилен.

"Надо попрощаться... Но зачем?.."

Но руки его, такие быстрые и жадные минуту назад, замедлялись каждый раз, когда взгляд снова возвращался к темному проходу.

Распорядитель развалился в своём кресле, как король на троне. Полуголая рабыня, стоящая за его спиной, разминала ему плечи, её пальцы скользили по напряжённым мышцам, но в её глазах не было ни интереса, ни даже усталости — только пустота.

Его пальцы барабанили по столешнице, отсчитывая минуты до начала боёв. Глаза — холодные, как сталь, — скользили по спискам бойцов, оценивая, прикидывая, кто сегодня принесёт ему больше золота.

Уголок его рта дёрнулся, когда он увидел имя: "Ночной Архитектор".

"Посмотрим, что ты построишь сегодня..."

Грог сидел в углу, как гора плоти и металла. Его доспех — тяжёлый, латный, без излишеств — скрипел при каждом движении, будто ворчал на своего хозяина.

Двуручный молот, его верный спутник, лежал на коленях. Крупные, покрытые шрамами пальцы вычищали невидимые соринки из зазубрин на лезвии, будто лаская любимое оружие.

Лицо его — широкое, изборождённое шрамами — казалось спокойным. Но левая бровь дёргалась, когда он вспоминал вчерашнего "счастливчика", этого тощего очкарика, который якобы победил по чистой случайности.

"Дохляк... Но случайности не повторяются".

Он глубоко вдохнул, и его плечи расправились, как крылья хищной птицы перед броском. Сегодня у него было два боя. Первый — тот, кому "повезло". Второй — настоящий противник.

Гилен появился в дверях зала, и сразу же несколько пар глаз устремились к нему. Он вошел с нарочитой неуклюжестью, держа щит перед собой так, будто это была не привычная часть снаряжения, а неудобная ноша, мешающая движению. Меч на его поясе болтался свободно, клинок постукивал по бедру при каждом шаге — казалось, он вот-вот выпадет из ножен.

Он прошел к столу, не обращая внимания на косые взгляды, на сдавленный смешок где-то справа, на шепоток, пробежавший по залу:

— Смотри-ка, "Архитектор" вышел чертежи проверять...

Но Гилен лишь устроился поудобнее, будто не замечая ни насмешек, ни того, как несколько бойцов намеренно отодвинулись, давая понять — он здесь чужой.

Барни подскочил к нему, как перепуганный заяц, едва Гилен сел. Он пристроился рядом, наклонился так близко, что от него пахло вчерашним вином и луком, и зашептал, прикрывая рот ладонью:

— Ставки в основном на Грога… Коэффициент не изменили, но… — он оглянулся через плечо, словно боясь, что их подслушают даже в общем гуле, — Ходят слухи, что он взял заказ на долгую казнь. Ты… ты спас меня вчера. Пусть и случайно. Но… если бросишь оружие и сдашься — Грога оштрафуют, а тебя просто выгонят. Не убьют.

Гилен поставил щит у стула, аккуратно, будто боясь уронить. Затем наложил себе еды — не пир победителя, а скромную порцию: кусок хлеба, ломтик сыра с потрескавшейся корочкой, немного копчёного мяса, жилистого и солёного. Он начал есть руками, медленно, тщательно пережёвывая каждый кусок, будто слова Барни были просто фоновым шумом.

Барни улыбнулся — невесёлой, но искренней улыбкой.

— А та девушка… — он потёр переносицу, смущённо, — Я впервые за долгое время был сыт и… с женщиной. Пусть и не по любви.

Он вздохнул, внезапно протянул Гилену руку — крепко, по-мужски сжал его пальцы, будто хотел что-то сказать, но не находил слов. Потом развернулся и пошёл к выходу, его сумка, набитая до отказа припасами, глухо позванивала за спиной.

Гилен дожевывал, не торопясь. Вокруг кипела жизнь — кто-то спорил о ставках, кто-то хлопал друг друга по плечам, кто-то смеялся слишком громко, выдавая нервное напряжение. Но он сидел, как островок спокойствия в бушующем море.

"Долгая казнь…"

Его пальцы слегка сжали хлеб — настолько, что крошки посыпались на стол.

"Посмотрим, кто кого будет казнить".

Распорядитель, недовольно морщась, оторвался от своего мягкого кресла. Его пальцы с неохотой выпустили бокал с вином, оставив на стекле жирные отпечатки. Он исчез в соседней комнате, где слышался шелест бумаг и бряканье монет, и вернулся, размахивая свитком пергамента, как флагом капитуляции.