Союз-77. Книга 1. Теория заговора - Дмитрий Ромов

мысли смешались и разлетелись, выстрелив, как конфетти из хлопушки. И сердце ухнуло, и земля — из-под ног, в общем, всё это. Пока я усмирял мента, сам сдвинулся в сторону и сейчас оказался перед зеркалом.

И из этого старого, в тёмных пятнах и патине, зеркала на меня смотрел… я. Это, вне всяких сомнений, был я, собственной персоной, только почему-то очень и очень молодой. Прямо юный, как на фотографиях в мамином альбоме…

В этот момент ко мне ринулся разъярённый участковый и я… я вспомнил!

— Гуськов! — удивлённо воскликнул я, извлекая из клочков ваты его фамилию. — Лейтенант Гуськов! Ты же Гуськов, да?

— А? — опешил тот, и я, воспользовавшись замешательством, потянул его к себе и поставил рядом, чтобы можно было видеть его в зеркале.

Странно… он был одинаковым и в натуре, и в зеркале. А вот я по-прежнему в зеркале выглядел желторотым юнцом…

Шиза…

Трындец, вот так внезапно подкралась шиза. Или деменция. Или психотропные. Раз была операция, могли какую-нибудь гадость вколоть… Чего-чего, а гадостей разных существует великое множество. А может, я уже давно ку-ку, поэтому меня и выпнули на пенсию?

Я поднял руки и внимательно их осмотрел. Они были грязными, но да… вроде молодыми. Я похлопал себя по животу и бёдрам. Комплекция у меня не менялась, за пятьдесят лет я не раздобрел и мышцы до сих пор имел железные, так что… Расстегнул клетчатую ковбойку. Седины на груди не было, кожа выглядела гладкой и упругой. Вещества или шиза? Скорее, всё-таки вещества…

Председатель и участковый ничего не говорили, только ошарашенно наблюдали за моими действиями, а из репродуктора продолжал литься жизнерадостный голос:

Верх-Исетский завод по праву называют ветераном уральской промышленности, предприятием славных традиций. Свыше трёх тысяч тонн проката сверх задания выдал коллектив предприятия с начала года…

— Короче, — нарушил оцепенение лейтенант Гуськов. — Хватит дураком прикидываться, двигаемся в сторону отделения. Стрелец, слышишь меня⁈

Я только головой качнул, продолжая размышлять.

— Быстренько-быстренько! — начал распаляться он. — На выход, я сказал! У тебя хулиганство уже имеется, не доводи до воспрепятствования представителю власти! Ты чё не понял⁈

— Отстань, Гуськов, — отрезал я. — Не хватало мне приказы воображаемых существ исполнять. Сгинь, видение юности. Химера многословная.

— Ну ты напросился! — взорвался он. — Это я тебе точно так не оставлю!

Лицо его сделалось красным, а глаза из орбит полезли.

— Я тебя предупреждаю, Стрелец! Шутки кончились! Ты задержан!

Я хмуро и раздражённо глянул и шагнул в его сторону.

— Стоять! — нервно воскликнул он отскакивая. — Стоять! Я предупреждаю! Я стрелять буду!

Рука его легла на кобуру, прицепленную к поясу, и пальцы начали остервенело дёргать застёжку.

— Заело что ли? — усмехнулся я.

— Ты у меня щас посмеёшься!

В этот момент в комнату ворвалась крепкая баба. Она влетела, как огненный вихрь, с грозным видом оттолкнула Гуськова в сторону и кинулась прямо ко мне.

— Вот ты где! Не соврал значит Данилка пастух. Ну всё, студент! Кранты тебе! Я с тебя живого точно не слезу!

3. На деревню дедушке

Эту бабу я помнил. Такое, как говорится, не забывается. Гавриловна, конечно… человек-тайфун. Надо же…

— Ну, — улыбнулся я, — добро пожаловать на вечер моей памяти. Как вчера всё было.

Вата начала рассыпаться, и на меня нахлынули воспоминания. А неплохая штуковина… Ну, та, что враги человеческие мне кололи.

— Гавриловна! — воскликнул председатель. — Оставь парня в покое! Глянь, у него вся спина в крови и полголовы нет, его в медпункт надо.

— А я сейчас и вторую половину оторву! — рявкнула она. — Но сначала яйца!

— Он под арестом! — вступился за свою добычу участковый, но Гавриловна на него даже не взглянула.

— Доставай хозяйство! — напирала она на меня. — Рвать буду! Вот этими руками!

Она сунула мне практически в нос свои натруженные изработанные кряжистые ручищи, огромные, как богатырские дубины.

— Рвать-то зачем? — засмеялся я.

— Ты чё ржёшь, жеребец городской? Ты чё ржёшь? Я тебе сейчас поржу, я тебе поржу, я тебе…

— Так, ну-ка немедленно прекратить балаган! — вскричал рассерженный неуважительным отношением участковый. — Стрелец, на выход, а ты Гавриловна… ты того… в сторону отойди.

— А ты стрельни в меня, — с вызовом бросила она. — Ну? Чё? Боишься, что не попадёшь из огурца?

— Из какого огурца⁈ — опешил он.

— Из такого, немазанного и сухого! Из того, что ты как закусь с собой таскаешь. Вон, шары красные, залил с самого утра! Представитель власти, мать твою за ногу! Думаешь, никто не знает, что у тебя огурец в кобуре, как в том фильме?

— Ты… ты… ты доиграешься! Увидишь, какой там огурец! Сейчас вместе со Стрельцом в камеру посажу.

— В какую? — громко захохотала она. — Не смеши меня! Алкаш!

— Нет, это прям «Солярис» какой-то, — помотал я головой и поморщился от боли.

— Короче, студент, ты тут умными словечками не жонглируй. Ты Галку мою спортил?

— Кто сказал? — чуть приподнял я брови.

В кабинет зашёл пожилой сухонький дядечка, похожий на бухгалтера, в очках, замотанных синей изолентой. Он встал в сторонке и начал вникать в происходящее, поочерёдно и крайне внимательно разглядывая всех участников собрания.

— Чего, Пётр Петрович? — спросил председатель.

— Мне подписать, но я не тороплюсь, вы продолжайте, товарищи, делайте своё дело.

— Какая разница, кто сказал! — горячилась Гавриловна. — Спортил или нет, отвечай! Только правду, смотри! Не дай тебе Господь соврать!

— Так у Галки и спроси, — пожал я плечами.

— Нет, поглядите на него, товарищи дорогие! — всплеснула она руками. — Как петушка своего из клетки выпускать, так это мы пожалуйста, а как ответ держать, так за девку прячемся? Это что же делается такое, люди добрые?

— Тебе кто сказал про меня с Галкой? Мурадян? Ну, так с ним и разбирайся, я за его слова отвечать не буду.

— У меня разговор простой, спортил девку — женись, паскудник!

— Антонина Гавриловна, приди в разум! — покачал я головой. — Ты чего творишь? Бегаешь по селу и на дочь свою честную клевещешь? Ну, мать! С такой матерью и Мурадяна не надо никакого.

Она, обалдев, открыла рот и смотрела на меня выпученными глазами. Остальные