Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов

— Четыре тысячи пудов… — задумчиво произнес Шипов. — Это точно?

— Это пессимистичные ожидания. Но даже так — очень прилично. Очень. Стоит ли такое защищать?

— Несомненно, стоит. Однако с армейским оружием, скажем прямо, будут трудности. — серьезно произнес губернатор. — Заводы не справляются. Для линейных частей его едва хватает.

— С этим тоже не будет никаких проблем.

— Да? — настороженно переспросил губернатор.

— Нам наше армейское оружие и не нужно. Он же довольно сильно устарело. Мой стряпчий, который сейчас находится в бывших колониях Великобритании в Новом Свете, недавно прислал письмо, в котором описал много интересного местного оружия. Да и вообще — массу любопытного. Например, регулярная армия Соединительных государств Америки поголовно вооружена не просто нарезным оружием, а заряжаемым с казны. Сами понимаете — это другой уровень совсем. Вот его я и хочу закупить. А потом и наладить выпуск в мастерской. Если получится высочайшее дозволение получить. Порох же… я думаю, Государь изыщет способ выделить нам долю малую от продукции Казанского порохового завода.

— Я не уверен, что Николай Павлович пойдет навстречу. — покачал головой Шипов. — Сами понимаете — эта оценка нашего вооружения может ударить по его самолюбию и по князю Чернышеву, которому он безраздельно доверяет.

— А вы письмо пишите не прямо Государю, а Леонтию Васильевичу, с просьбой посодействовать. Как мне кажется, он с удовольствием спихнет охрану этого заводика на нас. Особенно если получится договориться с архиепископом о некотором изменении условий. Чтобы Леонтий Васильевич смог войти в долю малую. Да и не только его. Фабрику-то не лишне будет и расширить…

— А что с плотинами делать?

— Не спешить, Сергей Павлович. Не спешить. Здесь нужно крепко все обдумать и посчитать. Но и медлить с письмом не стоит. Потому как надо упредить желание Николая Павловича найти виновных. Право первого никто не отменял…

Шипов нахмурился.

Грубовато, конечно. Однако намек получился чрезвычайно прозрачным. И что отвратительно — генерал с этим выводом юнца был совершенно согласен. Сами плотины императора едва ли тревожили, а вот хищение казенного пороха в таком количестве, вылезшее наружу — очень даже. Так что и глава полиции, и губернатор Казани вполне могли бы потерять свои должности. И это — еще гуманный, оптимистичный расклад. А то, кто знает, что там императору нашепчут на ушко в этих столицах?

Так что Сергей Павлович, чуть помедлив, достал чистый лист бумаги. Взял карандаш. И начал сочинять правильные формулировки. Шапку-то он потом сам напишет. В ней хитростей не имелось — все стандартно, да и читали ее разве что секретари. А вот содержательная часть письма… с ней бы не напортачить. Заодно прикидывая смету и источники финансирования. Отдавать этому юноше в руки небольшой, но хорошо вооруженный отряд не очень-то и хотелось…

[1] Стоимость дома приблизительная. Что автор нашел в сети. Хотя особой веры источнику нет, но порядок цен он отражает плюс-минус.

[2] Первые барабанные замки пошли в серию в 1860-е годы в США, где применялись в банковской сфере.

Часть 1

Глава 4

1845, апрель, 12. Казань

— Филипп Аркадьевич, я очень рад вас видеть, — радушно произнес Лев Николаевич своему гостю. — Прошу, проходите. Присаживайтесь. Как вы добрались?

— Благодарю Лев Николаевич, отвратительно. Расшиву всю дороги болтало на мелкой поперечной волне, да и шли едва-едва из-за вредного тому ветра.

— Печально, печально, — покивал граф. — Пора нам пароходы заводить, чтобы таких страданий более не испытывать. А то сплошное мучение для честных людей.

— И не говорите. Мучения, как есть мучения. Словно дочка моя накаркала.

— Дочка?

— Так и есть. Настасья Филипповна моя каждый раз ревет в три ручья, когда я отъезжаю по делам.

— Неужели так тоскует?

— Истово! Я ведь ей денег оставляю в самую малую меру. А она страсть как всякие безделушки любит покупать. Вот и рыдает, ждет любимого родителя.

— А супружница ваша не возражает против таких суровых, но справедливых мер?

— Так, она родами преставилась. Сам доченьку воспитываю. В строгости. А то и родителя по миру пустит, и мужа своего будущего, то есть, отца моих внуков. Кто же их содержать и растить станет? Вот и приучаю ее умерять свой пыл.

— То же верно, — улыбнувшись, кивнул граф, до конца, не понимая — шутит ли его собеседник, или действительно такой крохобор, да и вообще — к чему он дочку поминает. Поэтому он решил сменить тему: — Что ж, тогда предлагаю отобедать и перейти к делам.

— Если вы не против, что давайте сначала к делам, а потом уже обедать.

— Отчего же?

— Чтобы времени зря не тратить. Вы сумели меня заинтересовать. И если предложение стоящее, то у нас будет, о чем поговорить за обедом.

— Делу время, — покивал Толстой.

— Нет ничего ценнее времени, Лев Николаевич. Здоровье вы сможете поправить. Деньги подкопить. Дом построить. Репутацию очистить. А времени не вернуть. Не успел оглянуться, а жизни-то и нет — уже старость вон стоит.

— Мудрые слова, Филипп Аркадьевич. Поглядите на это, — произнес граф, достав из кармана небольшой бархатный мешочек, перетянутый кожаным шнурком.

Ювелир из Нижнего Новгорода принял его.

Открыл.

И высыпал себе на ладонь несколько красных камешков.

Нахмурился.

Ссыпал их обратно в мешочек и начал раскладываться, доставая из кофра разные приспособления. После чего добрые полчаса над камешками корпел — то так, то этак пытаясь проверить и выявить подвох.

— Как вам? — наконец, спросил граф, когда ювелир откинулся на спинку кресла, очевидно, завершив проверки.

— По всем признакам это рубины. Но меня что-то гложет. Я чую подвох, но не понимаю в чем он.

— Если желаете, вы можете взять камни на более дательное изучение.

— Это, — указал он ладонью на стол, — безусловно, рубины. Мой опыт позволяет судить о таких вещах достаточно уверенно.

— Тогда что вас тревожит?

— Их форма Лев Николаевич. Их форма. Эти выглядят так, словно их раскололи из чего-то более крупного, а потом немного обили, чтобы смягчить края и придать им более привычный вид.

— Рубины встречаются разные. Это единственное, что вас волнует?

— Второй вопрос, если позволите, откуда они у вас?

— Это