Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

глубже уткнулась в спирали. «Используйте силу визуализации! Помните – это временно! Наш мозг сильнее! Он адаптируется! И скоро все придет в норму! Мы просто… переживаем уникальный этап становления нашего нового дома!»

Аплодисментов не было. Но лица разгладились. Кто-то обнял соседа. Кто-то неуверенно улыбнулся. Слово «синдром» витало в воздухе, как спасательный круг. Оно давало ложное объяснение, ложное утешение. Оно позволяло отрицать немыслимое. Многие охотно ухватились за него. Легче верить во временный сбой, чем в конец всего человеческого в себе.

«Держитесь вместе! Поддерживайте друг друга! Работайте! Стройте наше будущее! – закончила Кассандра, ее голос звенел фальшивой бодростью. – И помните: „Астра Глобал“ гордится нами! Вторая волна колонистов уже в пути! Мы покажем им, как надо осваивать новые миры!»

Она сошла с трибуны под тихий гул – не слов, а звуков одобрения и облегчения. Колонисты начали расходиться, их движения снова стали чуть более плавными, синхронизированными с ритмом снизу. Синдром Колыбели. Удобный ярлык. Красивая ложь.

Тень между складскими модулями была густой и холодной. Элиас и Джулиан стояли лицом к лицу, скрытые от посторонних глаз грудой упакованных панелей. Звук их голосов заглушался гудением вентиляции и вездесущим пульсом.

«Синдром… – выдохнул Джулиан, его лицо было искажено отвращением. – Она назвала это синдромом! Как будто это насморк!»

«Это гениально, – с горечью сказал Элиас. – Она дала им имя для их немоты. Имя, которое они могут принять. Которое не пугает так, как правда.»

«А правда? – Джулиан понизил голос до шепота. – Я брал кровь у Кассандры сегодня утром. Под предлогом „общего обследования при синдроме“. У нее… они есть. Кристаллы. Тот же шум в мозгу на МЭГ, что и у Миа. Просто… пока слабее. Она не исключение. Она – следующая.»

Элиас почувствовал ледяную волну по спине. «Системно, – прошептал он. – Это не выборка. Это все. Процесс идет с разной скоростью, но он затрагивает всех.»

«Всех, кто дышит этим воздухом, ходит по этой земле, – подтвердил Джулиан. – Защита Джекса… его „чистая зона“ … это единственное, что может отсрочить. Но даже там пыль уже просочилась. Через одежду, через людей… Она везде. Как сама Колыбель.»

«А вторая волна?» – спросил Элиас, уже зная ответ.

«Мясо для мясорубки, – безжалостно сказал Джулиан. – Прилетят полные сил и надежд. А здесь… их встретит армия немых, полубезумных существ, подчиняющихся ритму планеты, и воздух, начиненный нанокристаллами, готовыми перестроить их мозги. Они даже не поймут, что происходит, пока не станет слишком поздно. Как мы.»

Они замолчали. Гул вибрации казался громче в этой тишине. Она проникала в кости, в мысли. Элиасу снова показалось, что слово «катастрофа» ускользает от него, его буквы расплываются. Он с силой сжал виски.

«Что нам делать?» – спросил он, и его голос прозвучал чужим, слабым.

«Записывать, – ответил Джулиан. Его глаза горели холодным, отчаянным огнем. – Фиксировать все. Каждый этап. Каждый симптом. Собирать образцы: пыль, слизь, эти чертовы корни. Данные. Доказательства. И… готовиться.»

«К чему?»

«К тому, что скоро некому будет говорить. Что нам придется бежать. Или взорвать эту чертову планету к чертям. Если сможем.» Он посмотрел в сторону базы, где под ритмичный гул колонисты двигались, как марионетки. «Чистая зона Джекса… может стать нашим последним бастионом. Или… лабораторией конца света.»

Джекс Риггс копал траншею для прокладки нового силового кабеля к расширяющемуся крылу базы. Лопата врезалась в плотный зеленый покров и подстилающую его сеть корней. Он ненавидел эту работу. Земля была слишком мягкой, корни – слишком живучими. Они пружинили под лопатой, как резина, и сочились липкой, пахнущей озоном слизью. Пыль серебрилась в воздухе, оседая на его комбинезоне и лице. Он чувствовал легкую тошноту и назойливый зуд в затылке – ощущение, что мысли путаются, как моток проводов.

Лопата звякнула обо что-то твердое. Не камень. Джекс наклонился, разгреб землю руками. И замер. В переплетении темных корней, словно жила в ткани, тянулась нить. Но не металлическая и не минеральная. Она была тонкой, полупрозрачной, и… светилась. Слабым, пульсирующим голубоватым светом, абсолютно синхронно с вибрацией, исходящей из глубин. Свет пробегал по ней волнами, как ток по проводу. Джекс осторожно коснулся ее пальцем в перчатке. Нить была теплой, упругой. Она дернулась под его прикосновением, как нерв.

Он оглянулся. Никто не видел. Колонисты работали неподалеку, их движения плавные, синхронные, лица пустые. Джекс быстро достал нож и маленькие щипцы-кусачки из пояса. Его руки дрожали. Он аккуратно перерезал нить в двух местах и вытащил светящийся отрезок длиной с ладонь. Свет погас почти мгновенно. Ниточка стала просто мутной, студенистой. Она медленно растворялась у него на ладони, оставляя лишь слабый голубоватый след и запах озона. Но пока она светилась… это был кусочек пульсирующей, живой сети. Нерв Колыбели, подведенный к самому порогу «Зари».

Он судорожно вытер ладонь о комбинезон, закопал обрывки нити и место среза. Его сердце бешено колотилось, не в такт внешнему ритму. Он снова почувствовал ту же дезориентацию, что и в шахте. Куда… положить… щипцы… Он сжал их в кулаке, сунул обратно в пояс. Мысли текли вязко, как смола. Он знал, что должен показать это Элиасу, Джулиану. Но слова… слова путались. Он знал, что это, но не мог найти название. «Свет… нить… в земле…» – пробормотал он себе под нос. Это было все, что он мог выжать из своего спутанного сознания. Ужас охватил его – не от нити, а от осознания, что его собственный разум начинает скользить в ту же бездну немоты, что поглотила Миа.

Он посмотрел на базу. В окне студии он увидел Миа. Она сидела, уставившись в стену. Уголь валялся на полу. Ее руки медленно, ритмично чертили что-то пальцем по воздуху. Спирали. Все те же бесконечные спирали. Ее рот был полуоткрыт, но звуков не было. Только тишина. Полная, совершенная тишина, заглушаемая лишь пульсом планеты, бьющемся под ногами и теперь – в его собственной, предательски спотыкающейся голове. Рай требовал окончательной немоты. И он ее получал.

Глава 9: Сеть под ногами

Тишина на базе «Заря» приобрела новое качество. Она была уже не просто отсутствием звука, а поглощением смысла. Речь колонистов окончательно распалась на жесты, гортанные возгласы и простейшие пиктограммы, нарисованные дрожащими руками на стенах, планшетах, даже на полу. Движения стали еще более синхронизированными, почти ритуальными – люди перемещались группами, их шаги отбивали такт вибрации, руки выполняли работу с механической точностью. Лица были масками сосредоточенности или пустоты. Рай превращался в муравейник под невидимым дирижером.

В этой немой пляске смерти Джекс Риггс двигался с единственной оставшейся целью: показать Элиасу. Он не мог объяснить словами то, что нашел при прокладке кабеля – его собственный словарь сжимался, как шагреневая кожа, простые слова ускользали, оставляя лишь яростное ощущение угрозы. Он тащил лингвиста за рукав к заброшенному люку вспомогательной шахты, тыча пальцем вниз и издавая хриплые, бессвязные звуки: «Там… свет… корни… плохо… голова…»

Элиас понимал. Он видел ужас в глазах инженера, чувствовал его дрожащие руки. Он видел, как быстро прогрессировал «синдром» у других. Его собственные эпизоды аномии учащались. Слово «катастрофа» теперь ускользало регулярно, оставляя лишь холодный комок страха в груди. Он кивнул, схватил фонарь, набор для проб, респиратор с усиленными фильтрами (бесполезный театр, но психологическая защита) и последовал за Джексом.

Спуск в шахту был погружением в иной мир. Металлическая лестница вибрировала в унисон с глубинным гулом. Воздух становился гуще, влажнее, с резким запахом озона и… чего-то органического, сладковато-гнилостного. Серебристая пыль висела в луче фонаря плотным туманом. Чем ниже они спускались, тем громче становился пульс – не просто вибрация, а низкочастотный гул, наполняющий кости, вытесняющий мысли.