Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

Я окинул вагон взглядом — и мне захотелось то ли заржать, то ли прийти в ярость: на противоположном конце вагона, у дверей, на приставном столике, они сервировали завтрак для одного. Для моего Барна, который практически низший чин. С чего бы это господам офицерам из дипломатической охраны сидеть рядом с каким-то ефрейтором-рыбоедом!

А второе свободное место обнаружилось за столом Вэгса и его референтов. Без приборов, с салфеткой, свёрнутой колечком. Ну да, а вот я, важная особа, должен на завтраке посидеть с такими же важными особами из Перелесья. Развлекая их разговорами, очевидно: мне-то жрать не надо.

Такой, понимаете, удобный собеседник. Для их хорошего пищеварения. И чтобы поближе меня рассмотреть и получше познакомиться.

Хорошо же. Познакомимся.

— Пойдём, — сказал я Барну и подтолкнул его вперёд.

Он на меня оглянулся:

— Куда, ваш-бродь?

— А вон, — я показал подбородком. — Где прекраснейшие мессиры дипломаты и ваза с цветочками.

Он чуть подался назад, не ожидал. Я подтолкнул его снова:

— Иди-иди. Вперёд, солдат.

И мы с Барном прошли между столов, накрытых для гвардейцев, к особому месту для важных особ, в сияющем серебре и пышных розах. Дипломаты во главе с Вэгсом смотрели на нас во все глаза, а щелкопёры, сидевшие за отдельным столом, кажется, всей душой жалели, что у них нет с собой светописца. Барн нервничал, я это чувствовал: ему было дичайше неловко, хоть сквозь землю провались. Но я решил обязательно настоять на своём.

Чтобы у этих гадов даже мысли не возникало, что нас можно вот так раскидать по разным концам вагона. Что нас можно разделить. И что нами можно пренебрегать.

Они, кажется, не поняли, что мы здесь — Прибережье. Посланцы нашей государыни. И мы к ним не напрашивались, это им нужна помощь, а не наоборот.

С тем пусть и съедят.

Мы подошли к столу, Барн почти умоляюще оглянулся на меня — и я скомандовал, чётко:

— Садись, солдат. Приятного аппетита, мессиры.

Перелесцев это поразило как минимум не меньше, чем Барна. Референт по связям с Прибережьем, помоложе, этакий придворный франтик, аж привстал, смотрел на меня так, будто я плеснул ему кавойе в физиономию. Второй, референт по делам прессы, не успел проконтролировать морду лица и скривился. Вэгс сглотнул и поставил чашку на блюдце.

Барн сел на краешек стула. А я ему стул подвинул. И остался стоять сзади, облокотившись на спинку. Сделал только знак официанту, который, по-моему, обалдел, потому что все обалдели.

Он подошёл — все смотрели. Как на сцене, вот же умора.

— Братец, — сказал я, — вы забыли сюда приборы принести. И тарелку. Как же нам завтракать?

У барона Ланса такие штучки здорово получались. Я видел, как он разговаривает с перелесцами — и срисовывал безбожно. Позу сделал понебрежнее, задрал подбородок, а взгляд опустил… не уверен, что с моей фарфоровой физиономией это сработало, но интонация, кажется, получилась правильная.

— Сию минуточку, мессир! — выдал официант и ломанулся бегом.

За это время Вэгс успел опомниться и взять ситуацию под контроль.

— Мессир Клай, — сказал он, ухитрившись даже улыбнуться, — вам же будет неудобно…

— Ну что вы, мессир Вэгс! — сказал я самым радушным тоном, на какой в принципе способен. — Мне замечательно. Я ж не ем и не пью, так какая разница, сидеть мне или стоять. Это моему другу надо позавтракать… Вам его представляли, кстати, мессиры? Нет? Ну вот, Барн из дома Цветущих Яблонь, ефрейтор-некромант Особого Отряда Её Величества. Мой фронтовой друг, ассистент, сослуживец… сиди, Барн.

— Мы думали… — начал референт-франтик, кривя губы.

От «фронтового друга» его аж передёрнуло. Прямо так его это оскорбило, что я тихо взбесился. И от злости у меня напрочь вылетело из головы, как зовут этого типа. По имени всякую заваль называть — слишком много чести.

— Вы, мессир, неправильно думали, — сказал я ласково и положил ладонь Барну на плечо. — Мы едем охранять маршала Норфина, вашего маршала Норфина, а не в гости к трёпаной бабушке. Не забывайте.

В это время официант поставил перед Барном всё, что полагается. Притащил с собой заварник с травником и хотел налить ему в чашку — но я закрыл чашку ладонью.

— Спасибо. Дальше мы сами.

И кавойе ему налил. Из этой высокой посудины с сеточкой и с носиком для кавойе, которая у дипломатов на столе стояла. И сливок туда плеснул из их молочника. И сахара сыпанул из их сахарницы.

У них посреди стола стояла трёхэтажная такая ваза-этажерка, какие я видел во Дворце: на каждом этаже — свой сорт пирожков. И я сгрёб пяток пирожков из этой вазы и сложил Барну на тарелку. Он взглянул на меня детскими глазами, а я трепанул его по плечу:

— Ты ешь, а мы с мессирами побеседуем пока.

Барну, скорее всего, кусок в горло не шёл, но это меня не очень волновало. Я думал, что в крайнем случае заберу еду с собой, в наше купе. Я думал, что завтракать с дипломатами и едой, приготовленной для дипломатов — отличная идея: с этой едой, скорее всего, всё в полнейшем порядке.

И перелесцев лучше сразу приучить к тому, что нас надо внимательно слушать. Не возражая. Даже если мы уселись за стол для важных господ, а тем господам кажется, будто мы не имеем на это права.

Я посмотрел на Вэгса. Очень было удобно, потому что он сидел, а я стоял — просто не отделаться было от мысли, что очень удобно, случись сейчас драка. Но, конечно, никакой драки не вышло, Вэгс всё-таки был дипломат, хоть и не первого сорта.

— Простите, мессир Клай, — сказал он. — Мы не привыкли, оттого и случилось это… недоразумение. Впредь мы, конечно, учтём — и устроим вас с максимальным удобством…

— Мессир Вэгс, — сказал я, — мы же солдаты. Нам наплевать на удобства, нам нужна безопасность. Вы должны понять: вот мы с Барном сидим на разных концах вагона — и тут вдруг что-то случается. А мы всегда работаем в паре. И пока мы теряем время, добираясь друг до друга по перевёрнутым столам и трупам…

Вэгс поправил шейный платок, будто ему вдруг стало душно. Его референт-франтик поморщился: «Да не ври ты!» — зато второй, унылый, по делам прессы, по-моему, перетрусил, забегал глазами.

— Хорошо, — сказал Вэгс. — Я вас понял.

— Отлично, — сказал я. — Просто отлично. Да вы не беспокойтесь, мессиры. Мы себе еды добудем. И всех этих церемоний, торжественных завтраков и обедов — не надо, наверное. Превосходно Барн и в нашем купе поест.