Хозяева океана - Сергей Фомичев

— Василия Григорьевича отозвали. Пришла депеша из Петербурга.

Вот это было нехорошо. Одно дело охлаждение отношений и совсем другое — их полный разрыв.

— А Назаревский, Сиверс?

— Никого нет.

— И что же, русскую миссию закрыли? — поинтересовался Ясютин.

— Да. Если вам нужно что-то передать, или разобраться с долгами, можете поискать Смирнова.

— Священника?

— Да. Он сейчас вроде поверенного.

— А где сейчас граф Воронцов? В Сохо или в имении?

Воронцов довольно част посещал местных промышленников и как знал Ясютин останавливался в доме на Грейт-Палтни-стрит. Летнее же имение располагалось в Ричмонде, милях в десяти вверх по Темзе. При необходимости Ясютин мог наведаться и туда. Не занимая должности, граф мог стать более разговорчив и благожелателен. Хотя мог и не стать.

— Нет. Семен Романович совсем отошел от дел, — сказал слуга с долей разочарования в голосе. — Они с семьей уехали на море, в Саутгемптон.

Отправляться в такую даль не имело смысла.

— Посольство закрыто?

— Точно так.

— А как мне найти церковь?

— Это на Уэлбек-стрит, рядом с посольством, сэр, в дворе тридцать второго дома.

— В дворе? Это флигель?

— Не совсем, сэр. Это такая пристройка к дому. Церковь небольшая, сэр. Англичане её называют часовней, а по посольству она числится как Успенская церковь. Можно войти со стороны Мэрилебон мьюз, там есть ещё один вход. Найти просто. Про саму часовню там мало кто знает, а спросите, где живет доктор Томас Янг, и вам всякий покажет. Вот рядом, стало быть ищите Успенскую церковь.

* * *

Ясютин прошел по Нью-Кавендиш стрит и вскоре нашел нужную дверь. Часовня занимала длинный сарай, похожий на дома индейцев прибрежных племен. Ничего общего с роскошным собором Святого Павла или даже церквушками поскромнее. Внутренняя обстановка напоминала католическую или протестантскую церковь — скамейки для молящихся стояли ровными рядами. Правда здесь имелись иконы, рядом с которыми горело несколько свечей. Никакой службы не велось, а священник появился только через полчаса.

Смирнов вполне мог оказаться тайным агентом. Во всяком случае, Тропинин, когда просвещал молодых дипломатов, утверждал, что в любом посольстве, которое само по себе является разведывательной структурой, наверняка должен быть человек, который заведует тайными операциями. Заговорами, подкупами, интригами.

Смирнов занимал в русской миссии слишком много должностей и слишком многое знал, чтобы считаться обычным сотрудником или тем более простым священником. А его церковная должность вызывала меньше подозрений у людей непосвященных в тайны.

Ходили слухи, что именно он сорвал планы польских инсургентов, которые собирались закупить оружие и поставить его в империю. А что Ясютин знал достоверно, так это интриги Смирнова против российского путешественника Герасима Лебедева. В прошлом году тот вернулся из Индии и всё это время пытался поделиться с миром своими знаниями о Востоке. Безобидный человек. Но Смирнов не терпел вольнодумства, якобинства, ненавидел республиканский строй.

Если бы не нужда, Ясютин близко бы к нему не подошел.

* * *

Конечно священник его сразу узнал и подсел рядом.

— Прежде чем изложить дело, господин Ясютин, ответьте мне на пару вопросов, — сказал он.

— Охотно, Яков Иванович.

Это не вполне соответствовало истине. Следовало сказать «согласен», потому что особого желания отвечать на вопросы, Ясютин не испытывал.

— Ваш батюшка подданный Российской Империи, — начал Смирнов.

— Это так. Но он порвал с Родиной. А сам я родился на Уналашке.

— Вы православный?

— Нет. Я даже не крещеный. Вернее не крещенный по церковному обряду. Меня, как говорили, крестил обычный зверобой, сняв с себя нательный крестик и надев на меня. У нас с обрядами туго.

— Почему?

— Кто-то из наших православных, насколько я помню, писал в Петербург. Просили, чтобы прислали священника. Даже храм построили. Но ответа не получили и дело не сдвинулось. У нас есть православные, есть староверы, есть лютеране, есть католики. Католические священники к нам, впрочем, тоже не спешат. Им нужна земля и индейцы, они так привыкли вести дела. Но мы выкупаем клочки земли у племен, и не можем как кроль просто отписать территорию монахам. Вот так и живем.

— Любопытно.

— Я так скажу, — решил добавить Ясютин. — Кто первый догадается прислать священника окажется в выигрыше. Подумайте, ведь у нас люди простые. Они станут ходить в тот храм, который будет работать, просто потому что больше некуда.

— Как вы смогли найти подход к графу Воронцову? — неожиданно сменил тему Смирнов.

— Я предложил ему относитесь к нам не как к русским, что решили отделиться от Российской Империи, а как к людям, что устроили колонию на территории Испанской короны. Тем более что среди нас очень много выходцев из разных стран.

— Ясно. Чем я могу помочь?

— Граф Воронцов, насколько я знаю, часто встречался с Франсиско Мирандой, который когда-то служил при петербургском дворе. Граф поддерживал его чаяния относительно свободы испанских колоний.

— Допустим, — Смирнов нахмурился.

— Мне хотелось бы встретиться с ним, — сказал Ясютин. — И вы могли бы подсказать, как это можно сделать. Кроме того, мне бы не помешала рекомендация от кого-то из русского посольства.

— Вы ставите меня в щекотливое положение, Тимофей Федорович, — Смирнов наклонил голову вбок. — Я вовсе не посол и даже не советник.

— Мне не нужно поручительство для займа денег или чего-то такого. И не нужна протекция. Просто подтверждение, что я тот, за кого себя выдаю. И не обязательно письменная.

* * *

Переписку с Мирандой пришлось вести через мальчишку-посыльного. Испанский инсургент не желал приглашать Ясютина в свой дом и не желал встречаться в открытую. По всей видимости боялся недоброжелателей или тайных агентов испанского короля.

Наконец Миранда сообщил, что готов встретиться в кофейне Элизабет Батлер, известной так же как «Голова королевы» или «Финиш». Ясютин должен прийти туда один, а для опознания надеть красный шейный платок и заказать чашку кофе.

Репутация у заведения Батлер была мягко говоря не однозначная. Сама хозяйка некогда держала бордель, но затем сменила профессию. Не сказать, что на более респектабельную, скорее на более выгодную. Располагалась кофейня в Ковент-Гарден посреди многочисленных борделей, и являлась своего рода биржей блуда. Ясютин подумал, что в сущности все кофейни рано или поздно превращались в подобие бирж. Только одни занялись страхованием морских перевозок, а другие продажей любви.

Мода в Лондоне менялась стремительно. Всё что он прикупил в год приезда