Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

анекдотами. Ну, знаете, из тех, где говорится, что в Техасе соловьи поют басом, а комары такие здоровенные, что их ловят мышеловками. Естественно, не упоминая Техас, а говоря о том, что это все творится в ее Талани.

— Комаров — мышеловками? На такую мелочь у нас и внимания не обращают — мы капканы ставим.

— А вишен, десятка на дюжину хватает?

— Бери больше: три штуки — уже десяток!

Мы засмеялись. Кровать под нами тихонько заскрипела, но ни Нита, ни я не обращали на это внимания. Как и на то, что мы сидим бок о бок на одной кровати, прижавшись друг к другу.

— У нас на Талани все самое лучшее! — гордо заявила Ланита, в глазах которой плясали то ли искорки, то ли чертики — Самый вкусный борщ, самое жаркое солнце…

— Эй, у нас в Талгане солнце тоже не морозит!

— У вас оно горячее, а у нас — жаркое! Самая плодородная земля, такая, что весной спички рассыплешь — осенью поленья собираешь! Самые быстрые кони, самые смелые воины, самые красивые девушки…

Ланита осеклась, явно считая, что к ней это не относится. Чертик на моем плече вместе с ангелом дружно заорали: «Давай!».

— Я вижу, — сказал я, наклонился и поцеловал ее.

Нет, не в губы, это был легкий, почти дружеский поцелуй в щечку.

Ланита замерла.

И второй поцелуй тоже был дружеским. А третий — уже не совсем. А четвертый — совсем не.

От Ланиты пахло вишнями, солнцем, всей ее замечательной Таланью сразу. Мои губы спустились на шею и пошли ниже.

— Не надо… — прошептала она, тихо, еле слышно, — Пожалуйста…

Мои пальцы зажили своей жизнью и расстегивали пуговички на платье.

Пуговицы на моей рубашке уже были расстегнуты.

[1] Скотч был изобретен в 1930 году, но до СССР добрался только в конце восьмидесятых.

Глава 57

За окном зашуршал и разбудил меня дождь. Я шевельнулся, стараясь не потревожить прижавшуюся ко мне теплую и мягкую девчонку, осторожно вытащил руку и закинул ее за голову.

А другой рукой слегка приобнял Нитку. Погладил голое плечо под простыней — Ланита, собственно, вся завернулась в простыню, так что наружу не показалось ни сантиметра — погладил голые лопатки, голую поясницу… Ниже тоже было голое, но там я гладить не стал. Потому что посчитал это неправильным. Трогать девочку там, где она не разрешала.

Может, кто-то назовет меня дураком или еще как-то похоже, но…

Наверное, я единственный в мире человек, который провел ночь с совершенно раздетой девушкой, и она после этого осталось девушкой.

Когда ни на ней, ни на мне не осталось ни нитки, и меня — нас — уже несло по волнам сумасшествия — Нита нашла в себе силы, чтобы сказать «Не надо». А я нашел в себе силы, чтобы остановиться.

Потому что — не надо.

Потому что это вот все не надо ни ей, ни мне. Ей надо замуж, а мне… Мне надо найти девушку, не обремененную лишней нравственностью. Здесь вам не тут, в смысле — в этом мире совсем не так как в нашем, и секс здесь — повод не только для знакомства, но и для начала долгих и серьезных отношений. Отношений, которые мне заводить НЕЛЬЗЯ.

Я — пришелец из другого мира, живущий по чужому паспорту на птичьих правах. Вот начни я встречаться с девушкой — и что? Надо мной постоянно будет висеть дамоклов меч моего самозванства, в любой момент меня могут разоблачить, а как это разоблачение отразиться на судьбе моей девушки? Правильно: проблемы, проблемы и еще раз проблемы. Это уж не говоря о том, что она почувствует, когда узнает, что ее милый и любимый ей все время врал. Мне это надо: кроме свой жизни еще и чужую ломать?

Какая-то нехорошая мысль попыталась пробраться в мою голову, скользнула холодком по спине… а, нет, это Нитка зашевелилась, спряталась еще больше под простыню и уткнулась мне носом в грудь.

— Спишь? — тихо спросил я.

Нита зашевелилась, кажется, попыталась помотать головой, но поняла, что не получается и прошептала:

— Не сплю.

— И я не сплю, — констатировал я очевидный факт.

Мы полежали молча еще немного.

— Ты ведь, наверное, всем расскажешь… — тихо и печально спросила девушка из-под простыни.

— Нет, — чуть пожал плечами я.

Простыня зашевелилась, и из нее показался розовый носик. Забавно: он нисколько не изменился, но теперь совершенно не напоминает свиной пятачок.

— Почему? — спросил носик.

— Мне отец запретил.

Вслед за носом, как мышка из норки, выглянули два глаза:

— Как это?

— Мне отец всегда говорил: что бы у тебя ни было с девушкой — никогда и никому об этом не рассказывай. Друзья твою похвальбу через пять минут забудут, а девушку ты обидишь навсегда.

Носик вместе с глазами спрятались обратно и замолчали. Задумались.

Я продолжал лежать, глядя в потолок и машинально поглаживая круглое плечо. Плечо не сопротивлялось и не отстранялось, наоборот, кажется, прижималось поближе. А, может, показалось.

— Ты странный, — сказали из-под простыни.

— Почему?

— Другой бы… ну… меня… не остановился бы, в общем.

— «Нет» для меня означает «нет».

— Я и говорю: странный. И еще… ты вправду не расскажешь?

— Про тебя?

— Про нас?

— Вправду.

Нита помолчала, потом, так и не вылезая на свет, сбивчиво и путано рассказал мне историю. Про то, как она, там, в своем селе, встречалась с одним молодым человеком. Который эпитета «молодой» заслуживал, а звания «человек» — нет. Как он пудрил ей мозги, как она, влюбленная школьница, бегала к нему на свидания в темноте за амбар, как он уговаривал ее на кое-что побольше, чем просто поцелуи при луне, а она, несмотря на всю свою влюбленность, отказывалась… И доотказывалась. Разочарованный ухажер взял да и разболтал про нее грязную сплетню. Подробности сплетни я выспрашивать не стал, но мысленно сделал себе заметку: если вдруг этот казанова попадется мне на жизненном пути — оставить ему заметку, что с девушками так нельзя. Вдобавок к тем, которые уже оставили Ланитин папа, Ланитин брат и собственный папа казановы.

Как она мне доверилась с таким опытом…

— Ты… я не знаю… ты сразу показался тем, кому можно доверять.

— Вот прям сразу-сразу?

— Нууу… Не совсем сразу… Когда я тебя узнала…