Испивший тьмы - Замиль Ахтар

– Иначе что? Заставишь Иона написать кровавую руну? Заставишь Тревора лить вино мне в горло? Или ты будешь пытать меня сам, как раньше? Как в единственном давнем воспоминании о тебе.

– Мне плевать на твой гнев. Но я не допущу саботажа под самым носом.

– Ты видишь то, что хочешь видеть. Тебе просто хочется ранить меня, вот и цепляешься за любой повод.

Она права? И я просто вообразил ее улыбку при виде того, как черви пожирают наших солдат? Такая черствость совсем не в характере Мары, а ведь это Мара ее растила. Неужто я так заблуждался?

Теперь, когда надвигается битва, не время сомневаться в себе. Но и винить ее без полной уверенности я не мог.

Я повернулся к двери.

– За что ты меня ненавидишь? – спросила она. – Потому что я не Странница?

Нет, это не причина для ненависти. И кроме того, я ладил со многими из тех, кто не был Странниками. Кем бы я был без Антонио Двух Аркебуз и Чернобрюхого Бала? Возможно, я не любил их так, как Тревора, Иона и Хита, но они тоже мои товарищи.

– У меня нет к тебе ненависти, – сказал я. – Но я ненавижу то, что сделал с тобой.

– Тогда почему ты винишь меня в том, что сам сделал?

– Потому что это ты. Ты воплощаешь то, что я сделал. Ты ходишь с обожженным лицом, а я вижу в нем свой грех.

Я слишком много сказал той, кому не мог доверять. Той, кто могла обратить мою слабость против меня.

Михей ошибался. Я не равнодушен к Ане, я испытывал к ней что-то, но смотреть на нее было слишком болезненно, как на солнце.

– Все это в прошлом, – дрожащим голосом произнесла Ана. – А я хочу смотреть в будущее. Ты сильный и умный и, скорее всего, победишь и получишь все, чего хочешь. Но если я обречена вечно быть твоей пленницей, тогда позволь мне хотя бы немного радости. Позволь Алии иногда брать меня на спектакли. Позволь покидать мою клетку, чтобы собирать в лесу цветы. Прошу тебя. Я больше не думаю о том, что случилось.

Никто не может быть таким всепрощающим. Святых нет.

– Прошлого не существует, – сказал я. – То, что случилось, всегда с нами как настоящее, как эти стены, в которых мы заключены. – Я подавил дрожь. – Ты знаешь историю ангела Михея из «Ангельской песни»? Мир был весь покрыт грехом, и потому Архангел повелел Михею сжечь землю огнем взорвавшейся звезды – убить человечество, чтобы оно могло возродиться заново.

– Ты собираешься убить меня, отец?

Я с ужасом проигнорировал этот вопрос и предпочел закончить историю, ища утешения в книге, которой больше не верил.

– Грехи человека были очищены звездным огнем. А потом Архангел своим милосердием дал человечеству второй шанс. Но посмотри, как мы им распорядились. Разве наши грехи очищены? Если даже сейчас нас продолжают преследовать демоны? И нам суждено бесконечно возвращаться к своим грехам, сколько бы мы ни перерождались?

Гимн Перерождения пугал меня в детстве больше всего. И до сих пор вызывал страх.

– Ты был священником, а я выросла в монастыре. Я слышала эту историю тысячу раз. Ответь, если мы в самом деле так неисправимы, тогда почему Архангел дал нам второй шанс?

Я открыл рот, но понял, что у меня нет ответа.

Перед глазами что-то мелькнуло. Я бросил взгляд на окно. На темном куполе за ним мерцал свет.

Туманная звезда.

Ион.

Послание Иона осветило ночное небо. Под песнопения рыцарей-этосиан тяжело было думать, тяжело даже слушать Хита, который записывал и читал вслух то, что говорил световой ритм.

А рассказал он о многом. Крум выступил в поход. Михей – солнцеглотатель, и он тоже идет на нас. И что самое важное, Мара с ним.

Как я и надеялся, Ана оказалась идеальной приманкой. Хотя я не знал, как и почему Мара и Михей оказались в Пендуруме, важно то, что они идут сюда с ордой Крума. Странный поворот судьбы, но я разберусь с этим позже. А пока надо еще больше повернуть ее в мою пользу.

Эта битва определит все. Если я сражу Крума, то двинусь на Пендурум и захвачу его. Что сделает меня властелином Крестеса – во всем, кроме титула, чего я и добивался.

И тогда я верну Мару. Мы поможем ей вспомнить, что она одна из нас. И вместе отправимся на восток, чтобы победить мага, который носит все маски, отыскать Врата и вернуться домой, в далекий мир, в котором яйцо древних не расколется.

Все пойдет так, как рассказал человек, спускавшийся с пирамиды и показавший мне Дворец костей. Хотя эти страницы уже написаны, чернила еще не высохли. И я должен убедиться, что ни слова не изменится. Что никто, даже Михей Железный, не сотрет письмена нашей судьбы.

Морозным зимним утром разведчики заметили орду Крума. Племена рутенцев и рубади, вставшие под его знамя с ухмыляющимся деревом, поколениями жили на горе Дамав, хорошо знали местность, и для них несложно было проехать по этой странной красной горе.

Но Мертвый лес и четыре форта – совершенно иная земля. Земля Семпуриса. Эту землю называл домом имперский легион Деметрия. Она стала сердцем Компании здесь, в Крестесе. И мы будем защищать ее изо всех сил.

На ветру развевались сотни ухмыляющихся деревьев – флаги свисали с высоких шестов, которые несли крупные воины на маленьких лошадях. В орде рутенская любовь к топорам, копьям и двуручным мечам сочеталась с рубадийским мастерством владения луком. Захватив Пендурум, они также взяли тысячи имперских аркебуз, правда, не были так искусны и точны в стрельбе, как наши кашанцы.

Паладины и рыцари-этосиане смутились при виде большого количества женщин с копьями, луками и кинжалами, гордо восседавших верхом. Их лица покрывала боевая раскраска, а тела были заключены в костяные, железные и кожаные доспехи.

– Только варвары отправляют женщин сражаться, – сказал мне Деметрий, когда мы наблюдали за их строем с башни. – Это просто непристойно.

– И нечестиво, – добавил Иоматиос, командир рыцарей-этосиан. – Омерзительно.

– Меня это скорее возбуждает, – заметил Тревор.

Сейчас не время для его откровений. Напряженность между нами, паладинами и рыцарями-этосианами стала еще сильнее после инцидента с червями.

Я бросил на него сердитый взгляд.

– Меня возбуждает… возможность убить так много язычников, – заключил Тревор. Похоже, он все же мог соврать, когда надо. – Сегодня я отправлю в ад больше язычников, чем любой из нас.

Иоматиос усмехнулся:

– Я этого не допущу. – Он поднял огромный двусторонний топор. – Этот прекрасный