Зачарованная река - Ребекка Росс

Теперь она не знала, и ее печаль усиливалась.

Она велела Джеку оставаться в постели и не пользоваться магией, пока он полностью не восстановится. Но тревога преследовало целительницу, пока она шла по коридору к следующему пациенту.

Когда девушка закончила обход, было уже поздно, и она очень устала. Сидра вышла во двор, с облегчением заметив, что буря наконец стихла. Воздух стал прохладным и спокойным; сквозь клочья облаков пробивались редкие звезды. Каменные плиты были мокрыми от дождя, и Сидра собралась идти домой в темноте.

Она подходила к воротам, когда увидела Торина – капитан держал коня под уздцы. Свет фонаря падал на его лицо, пока он наблюдал за ее приближением. Сидра чуть было не спросила его, что он тут делает; редко случалось видеть его без работы. Но затем муж потянулся за ее корзиной и подставил колено, чтобы помочь ей взобраться на своего величественного коня.

Потрясенная, Сидра поняла: он ждал, чтобы отвезти ее домой.

24

Торину снова снились кровавые сны.

Он увидел первого разведчика из клана Бреккан, которого убил много лет назад. Рана все еще зияла на его шее, но человек, казалось, не замечал ее и не чувствовал, как угасает его жизнь. Кровь стекала по синему пледу, когда он посмотрел на капитана.

– Ты позаботишься о них? – спросил Бреккан. Его голос звучал совершенно нормально, несмотря на разорванные голосовые связки.

– О ком? – спросил Торин, уставившись на рану.

– О моей жене, о дочерях, – прошептал тот, и внезапно его семья появилась рядом. Женщина с пепельными волосами, худым лицом и плечами, вогнутыми вовнутрь, словно она голодала, и три маленькие дочери с волосами цвета льна, меди и меда. Девочки разрыдались, увидев кровь; жена обняла мужа, пытаясь закрыть рану руками.

– Этой зимой, когда подует северный ветер и придут холода, они будут голодать, – сказал Бреккан слабеющим, хриплым голосом. – Они умрут, если ты не накормишь их, Торин.

Он превратился в пепел и разлетелся сквозь пальцы жены. Дочери плакали и кричали:

– Папа! Папа!

Их голоса рассекали Торина, словно три разных клинка. Им нужен был целитель, и он искал Сидру в тумане.

– Сидра?– позвал он, но ответа не последовало. Капитан понял, что эти раны он должен исцелить сам, и в отчаянии взглянул на свои руки. Он вспомнил слова жены: «Что ты выберешь для своих рук, Торин?» Его глаза наполнились слезами.

– Сидра,– позвал он; его сердце бешено колотилось.– Сидра, – прошептал Торин, и когда он проснулся, звук ее имени нарушил тишину.

Он лежал в постели, обливаясь потом. Это было незадолго до рассвета, в самый холодный и одинокий час, слишком хорошо знакомый капитану.

Он осмелился снова произнести ее имя; его голос был хриплым от долгого молчания.

– Сидра?

Целительница проснулась, села в кровати. Ее дыхание было тяжелым, словно она тоже вырвалась из плена кошмарного сна.

– Торин?

Он выбрался из постели и направился в гостиную, чувствуя, что жена идет за ним. Сидра поспешила зажечь свечу, и они уставились друг на друга в тусклом свете.

Дрожа, Торин сел за стол и провел руками по лицу.

– Мне нужно признаться тебе, Сид.

Ее беспокойство было очевидно, когда она прошептала:

– Может, мне сначала сделать чаю?

– Нет. Подойди сюда, пожалуйста.

Сидра поставила свечу и настороженно посмотрела на мужа, опасаясь того, что он собирался ей сказать. Она стояла на расстоянии вытянутой руки; сорочка соскользнула с ее плеча.

Торин протянул к ней руку, и девушка сделала шаг навстречу, встав между его коленями. Он нежно обхватил ее за талию.

– Я совершил много ошибок в своей жизни, – начал он. – Но я не позволю этой взять надо мной верх. Я никогда не осознавал, пока у меня не отняли голос, как сильно я хочу говорить тебе правду, просыпаясь и засыпая. – Он сделал паузу; в горле пересохло. – Я люблю тебя, Сидра. Моя любовь к тебе не знает границ.

Она не ответила, но коснулась его волос, и этот жест придал ему уверенности.

– Я уже рассказывал тебе о своих трудностях. Я снова и снова проживаю тот момент, когда в последний раз говорил с тобой. Я был разгневан самой идеей торговли и мира, к которой стремилась Адайра. Злился, потому что это заставляло меня чувствовать вину за все, что я сделал. Когда ты сказала, что исцелила бы раненого Бреккана… во мне поднялось негодование, и я не мог ничего с этим поделать. Все, что я видел, – это ужас от набегов, которые я отбивал. Все, о чем я мог думать, – это ночи, которые я провел без тебя, чтобы обеспечить безопасность Востока. Все, что я чувствовал, – это боль в старых шрамах. Из-за всего этого я был глух к твоим словам. Ты способна распознать во враге человека в нужде. Ты видишь то, чего не дано видеть мне. И мне так жаль… прости меня за то, что я сказал тебе в тот день. Прости, что не придал значения твоим словам.

Сидра выдохнула:

– Торин…

Он ждал ее ответа, чувствуя, как его сердце замерло. Осторожно капитан усадил ее к себе на колени. Их взгляды встретились, дыхание смешалось.

– Раньше, – начала она, – я смотрела на Мэйзи и думала, кем она станет через пять, десять, тридцать лет. Я думала о том, какой будет ее жизнь на острове, о наследии, которое я хотела бы оставить для нее. Вырастет ли она в страхе и ненависти или впитает то, чему мы ее научили? Будет ли она преисполнена сострадания, желания слушать, учиться и меняться?

– Я тоже хочу для Мэйзи жизни лучшей, чем была у меня, – согласился Торин, как если бы их дочь спала в соседней комнате. – Я хочу измениться, но мое тело не молодо, сердце эгоистично, а душа устала. Я смотрю на нас и вижу два разных пути. Я – смерть, а ты, Сидра… – Он протянул руку, чтобы коснуться ее лица – так нежно, словно она могла исчезнуть под его пальцами. – Ты – жизнь.

Целительница закрыла глаза под его лаской. Когда Торин убрал руку, она посмотрела на него и прошептала:

– Значит ли это, что мы не можем существовать как одно целое?

Торин ждал этого вопроса. Он хотел ответить ей еще в саду, когда она дала понять, что они – полные противоположности.

– Нет. Это значит, что без тебя меня нет.

Он почувствовал, как она задрожала. Его руки лежали на ее бедрах, и ему страстно захотелось притянуть