Правила подводной охоты - Дмитрий Валентинович Янковский

— Наша база была одной из первых в океане, ну, не считая острова Крысова, конечно, и находилась на острове Тринидад, — негромко произнес он. — Так вышло, что у нас сколотилась своя команда. Рыбак рыбака, говорят, видит издалека. Вот и мы так. Командиром у нас был Долговязый, он имел особые полномочия от самого Хая по набору команды, разрабатывающей новые виды тактики и стратегии в океане. Вот, он нас собрал. Мы были дружны с одним парнем, его звали Бак, охотились вместе почти с самой моей учебки, но у него к тому времени уже были подвиги за спиной. Он первым вошел в команду, потом меня рекомендовал, за редкие знания в редких вещах. Другие постепенно прибились, даже баба одна была. Всего пять человек, не считая Долговязого. Потом к нам еще прибился салага. Неприятный тип, на первый взгляд вроде ничего в нем особенного не было, ни роста, ни силы, ни ума, но был он вожак от бога, как потом выяснилось, умел мотивировать людей. И, что самое важное на охоте, была у него какая-то мистическая везучесть. Кроме того, в отличие от остальных, в учебку он попал не после школы, а успел поработать в океане биологом. Знал до фига умных слов. А главное, была у него идея фикс: мол, охоту надо вести по особым правилам, а не просто колотить из елдомета во все, что движется. Мы-то привыкли по-простому, как еще первые охотники делали, но постепенно он нас всех заразил.

— Как его звали? — спросил Пас.

— Его еще биологи прозвали Диким, ну и мы так же звали. Еще до Дикого, когда тварей в глубине стало поменьше, мы выполняли задачи по борьбе с пиратами, но потом нас перераспределили на глубоководную базу, и мы там первыми разрабатывали тактику донной охоты. Рядом с базой была биологическая станция, там мы встретили Дикого. Очень он хотел стать охотником, вот, Долговязый ему помог, барракуда дери. Дикий оттрубил свое в учебке, затем прибился к нашей команде. Со временем так получилось, что мы сильно оторвались от отряда. Ребятам на базе интереснее было надрать задницу полинезийским пиратам, а нас не интересовало ничего, кроме тварей, живущих в глубине. И так мы в это дело втянулись, что практически жили в жидкостных аппаратах, вылезая из океана только пожрать и поспать. Наверное, это и было лучшее время моей жизни.

Он ностальгически вздохнул и глянул на темнеющие щели заколоченного окна.

— Однажды Дикий рассказал рассказал Долговязому, что, еще будучи биологом, заметил аномальное поведение живности в районе пересечения двадцать седьмой параллели с девяностым градусом долготы. В чем именно заключалась аномалия, никто из нас не понял, но идея Дикого состояла в том, что отклонения могли указывать на нахождение в этих широтах огромного биотеха, вроде донной платформы. Ну, мы и взялись ее искать, потому что мы уже точно знали, что необычные твари существуют, о которых мало кто знает.

- Откуда знали? - спросил Пас.

- Один раз Бак нашел останки возле острова. Ему вообще везло на находки. В общем, мы спецом начали особых тварей искать, уехали с нашей базы в Индийский океан, но года три гипотетическая тварь себя никаким образом не проявляла. И вот однажды, я говорю, везло ему с находками, Бак совершенно случайно на нее нарвался. В том районе затонул транспортник с грузом галлия для нейтринного телескопа, и нас с Баком погнали к нему на разведку. Глубины там дурные, до четырех километров, так что даже в жидкостном аппарате погружаться и всплывать надо с мерами предосторожности. Несмотря на несжимаемый “рассол”, давит так, что кости трещат, ей-богу. В общем, достигли мы дна и разделились, чтобы охватить наибольшую площадь. Я тащил на себе камеру, генератор и маркер для сателлита, а Бак — ранец со “светлячками” “СГОР-3”. Так что я от него зависел больше, чем он от меня — без света на глубине труба, сами знаете. В аду наверняка светлее, чем на четырех километрах. Но мы с Баком не первый год на охоте и ни разу друг друга не подводили, так что ракеты он пускал должным образом, поддерживая над базальтовой пустыней рукотворное солнце. Связь работала хорошо, но “светлячок” нас сближал сильнее, чем ползущие по экрану строчки. Вообще для меня одиночество — самая страшная вещь в глубине. Так что мне хоть анекдоты травить, хоть стихи читать жестами, лишь бы не переть по рельефу дна без малейшего ощущения человеческого присутствия рядом.

Я заметил, что по мере погружения в воспоминания наш новый знакомый все больше становится похожим на охотника и меньше — на нищего. Пас слушал его, раскрыв рот.

— Так получилось, что корабль первым нашел я, — продолжал тем временем Викинг. — Просигналив Баку о находке, я начал разбирать и устанавливать снаряжение и так этим увлекся, что не сразу обратил внимание на молчание напарника. А потом вдруг строчка по экрану — бац! Как молнией по глазам.

“Поражен ультразвуковой пушкой, — просигналил мне Бак. — Спаси, если сможешь. До жопы не хочется умирать”.

И дальше точные координаты по донному навигатору.

Четыре километра глубины! Даже если очень быстро всплывать, с порванными жабрами шансов нет. Ну, сколько можно без воздуха продержаться? Две, три, ну, может, пять минут. А всплывать сколько? В общем, я запаниковал, а сам понимаю, что паниковать нельзя и надо делать все, что только возможно. Сверил координаты по сателлиту и понял, что до Бака от меня метров шестьсот. Ну, подплыву я к нему, допустим, на водометах успею, а дальше что? Жабрам каюк, а без них в воде можно разве дышать? И тогда у меня, ребята, просечка случилась. Хватаю я баллоны от генератора и на полном ходу жму к Баку. И тут, представьте, “светлячок” начинает гаснуть. Ну, думаю, вот тут-то нам обоим и хана! И что вы думаете? Напарник мой, без пяти минут труп, взял и запустил еще одну ракету! При ярком свете я его быстро нашел, смотрю по часам — три минуты ушло. А Бак уже глаза закатил. Что делать? Разрезаю аппарат, выдираю трубу из катетера, а потом завожу шланг от баллонов как можно глубже под покров скафандра и открываю вентили. Никто до меня, похоже, такой фокус не проделывал, но идея была в том, чтобы растворить в “рассоле” смесь кислорода и водорода до такой степени, чтобы она через легкие впитывалась