На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

suc camerarium, пол. sąd роdkomorski) — судебно-арбитражный орган в Великом княжестве Литовском в XVI–XVIII веках[1]. Рассматривал дела о земельных спорах. Подкоморский суд был создан в 1565 году в каждом повете. Функции суда регулировались второй и третьей редакциями Статутов Великого княжества Литовского. Суд состоял из одного должностного лица — подкомория (лат. succamerarius), назначавшего себе помощников — одного-двух коморников и писаря

Глава 21

Rex minoris, dux maioris

Курфюрст Бранденбургский Иоганн Сигизмунд, регент Пруссии, вёл свои войска к литовской границе. Он и в самом деле задумывался над тем, чтобы стремительным наскоком взять Жмудское воеводство, непосредственно граничившее с Пруссией. Захватив его, он получит куда более сильные позиции на переговорах с великим князем литовским, кто бы им ни стал. Курфюрст был удивлён, что заговорщики приложили немалые усилия, чтобы устроить элекционный сейм, дабы утвердить кандидатуру великого князя. И это несмотря на то, что фактически власть почти над всей Литвой и без того принадлежала им. Эти глупцы пошли на соблюдение всех смехотворных формальностей, лишь бы придать своей власти хотя бы тень легитимности, и потеряли время. Ведь лишённая правителя Литва не могла сопротивляться врагу по-настоящему. Никакого сбора ополчения, никакого выдвижения регулярных сил. Да и о какой регулярной армии можно говорить, когда власть захвачена кучкой заговорщиков под формальным предводительством, смешно сказать, московитского князя.

Настоящего сопротивления, такого, что приведёт сражению, курфюрст в Жмуди не ожидал. Вот только вместо регулярной войны он вполне может получить там войну партизанскую, самую неприятную и жестокую. Народ в Жемайтском старостве суровый, воспитанный в постоянных пограничных стычках с ливонцами. За медный грош они свою землю никому не уступят, станут ожесточённо сопротивляться даже если курфюрст примется занимать эти земли именем короля Сигизмунда. А значит, ни о какой сильной позиции на переговорах и речи быть не может. Придётся поумерить аппетиты и остановиться на границе, ждать литовскую армию. Для битвы или переговоров, пока неясно. Стоит поразмыслить над этим, благо время позволяет.

Курфюрст обладал достаточно сильной армией, которая могла угрожать не одной только Жмуди, но и всей Литве. На собственные деньги и полученные по королевской грамоте от прусских оберратов средства он набрал лучших солдат, каких можно было найти в крайне ограниченные сроки. Больше всего у него было пехоты, отборных, крепких ландскнехтов, пикинеров и мушкетёров, закалённых в аду не прекращавшихся в Европе религиозных войн. Были и несколько кавалерийских полков, в основном рейтар, и один кирасирский, его собственный, гвардейский. Вот только справиться они смогли бы только с литовской конницей, а дойди дело до войны с Польшей — им придётся очень и очень туго. Особенно если король пустит в дело знаменитых крылатых гусар. Имелись и пушки из собственного арсенала курфюрста, но лишь лёгкие, полевые. Тяжёлых, подходящих для взятия городов, он тащить с собой не стал. Не было у Иоганна Сигизмунда никакого желания брать литовские города. Если сами ключи не выносят, пускай о них у короля польского голова болит.

Именно поэтому отменная армия курфюрста остановилась на границе, прямо на берегу Немана. Когда командовавший ею генерал Оттенгартен подошёл справиться у курфюрста, что значит эта остановка, тот ответил ему, что нынче же отправит нескольких гонцов в Варшаву, чтобы узнать у короля польского, как сюзерена Пруссии, какие действия необходимо предпринять их армии.

— Не забывайте, генерал, — добавил Иоганн Сигизмунд, — мы не вольны в своих действиях на территории Речи Посполитой, потому что со времён падения ливонского ордена, несчастная наша Пруссия и моё курфюршество находится в незавидном качестве ленников польского короля. Он отдал приказ подготовить войско и двигаться к границе Великого княжества Литовского, но не более того. Самочинно перейдя эту границу, мы можем невольно стать не просто врагами нашего сюзерена, но и предателями в его глазах.

— Король польский слаб, — заметил генерал, — и, как мне кажется, он станет тянуть с решением. Да и пока гонцы доедут в Варшаву, пока вернутся обратно, время будет упущено. Литовцы приведут сюда свои войска, и нам придётся прорываться вперёд с боем.

— А для чего нашим солдатами пики, мушкеты и пушки? — пожал плечами курфюрст. — Мы пришли сюда воевать, так какая разница, когда начнётся война?

— Есть разница, ваша светлость, — решил-таки настоять генерал, — в том, воевать ли с подготовившейся армией или же идти вглубь страны, не готовой к войне.

— И оставить в тылу жмудинов? — покачал головой Иоганн Сигизмунд. — Вы слабо представляете себе народ, живущий по ту сторону границы, генерал. До королевского приказа и глашатаев, что станут в каждой церкви кричать о том, кто мы такие и зачем идём, ни о каком тыле здесь и мечтать не приходится. Они примутся нападать на наши разъезды, а фуражирские команды станут пропадать в здешних лесах. В итоге мы останемся без провианта и фуража, без нормальной разведки. Прямо как Жолкевский с Вишневецким, когда атаковали Литву прошлой зимой. Вы ведь уже знаете результат.

Никаких вопросительных интонаций в последней его фразе не было и близко. Генерал Оттенгартен ознакомился с ходом и результатом проигранной коронным войском кампании против литовских мятежников.

— Мы подождём новостей из Варшавы, — закончил курфюрст, — к тому времени дороги окончательно просохнут, так что двигаться по ним будет намного проще, нежели тащиться по грязи.

Генерал кивнул и не стал дальше спорить с ним. Он мог бы сказать, что по подсыхающим дорогам двигаться удобнее будет и литовской армии им навстречу. Однако Оттенгартен был достаточно умён, чтобы видеть: курфюрст принял решение и отступать от него не собирается, какие бы аргументы ему ни приводили. Так что смысла дальше сотрясать воздух нет.

Дождались они, конечно, литовскую армию, которая сильно опередила гонцов из Варшавы. Полки конницы первыми подошли к месту, где встал лагерем курфюрст, однако быстро откатились назад. Вскоре милях в пяти от лагеря курфюрстовой армии начал расти второй, литовский, укреплённый стан. Конные разъезды то и дело встречали друг друга, при этом лёгкие всадники обеих армий лишь поглядывали друг на друга без приязни, однако сближаться отряды не спешили, и до стычек ни разу не дошло.

А спустя три дня после прибытия последних полков в литовский стан к лагерю курфюрстовой армии подъехала группа парламентёров. Возглавлял их офицер в литовском наряде, при нём драбант, одетый, конечно же, гайдуком, нёс белый флаг переговоров на длинном древке, а рядом скакал рослый трубач. Они остановились вне досягаемости пушек, которые Оттенгартен на всякий случай велел выкатить на окружавшие лагерь валы, и по сигналу офицера трубач выдул звонкие ноты.

— Впустить их, — велел