Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

День 2335

Давеча, взяв у ведьмы Куки четверть гмызи (а гмызь ведьма гонит на совесть – крепкую, горючую), старики Зю, Ма и Джо решили отметить день рождения гладиатора Спартака. Как водится, ополовинив бутыль, начали спорить, кто более матери-истории ценен. И солнце давно закатилось, а они всё орали и орали, да так громко, что разбудили Вована. Тот вылез из-под земли, разом выдул оставшуюся гмызь, сплясал фрейлехс, заложив пальцы за свою знаменитую жилетку, а потом поставил фонарей и дедушке Джо, и дедушке Ма, и дедушке Зю – чтобы домой светлее было идти, и в будущее тож. Поставил и опять зарылся в недра.

Одно слово – Гений.

День 2336

С полуночи зарядил звездный дождь, и под утро в небе осталась одна лишь Большая Медведица, и то без хвоста. По счастью, Гвазда не пострадала, лишь крохотная звездочка, верно, из Плеяд, упала в болото и, пошипев с минуту, утонула. Утром болото укуталось густым сиреневым туманом, и все решили, что день-другой лучше обходить то место стороной. Мало ли что…

День 2338

Из болота начался исход разных гадов – кузявок, цурилл, пиявиц всех размеров и расцветок, неупокойников, трясинных кобеасов, мари, лихей, знобей, заманутышей, подхихикальцев пестрых и подхихикальцев блеклых, выползней, заползней, приползней, оползней, уползней и прочих обитателей болот. Все они двинулись в сторону Кривой Запруды, что в пятнадцати верстах к северу от болота. Тракторист Иван и поместный подсвинок Нафочка на велосипеде проводили беглецов до самой плотины и клялись кто чем (Иван – траком от гусеницы, Нафочка – пятачком своего прадеда), что при виде новоселов водяной просто расцвел от восторга – сколько ему подданных прибавилось.

Вот и ладненько. А то ведь могли беспорядки случиться…

День 2339

Вчера приходила ведьма Кука, попросила написать на ступе светящейся краской «Спасибо Единому Ктулху за чистое небо». Написал, вышло красиво, и ведьма одарила меня четвертью гмызи.

Ночью я считал звезды. Их осталось шестьдесят три. Я считал, пил гмызь и плакал…

День не помню

Я куда-то уходил. И не чуял вернуться. Но сумел. Везение ли тому причина, предначертание судьбы, или просто так планеты расположились, но я вышел оттуда, откуда редко кто выходил. В память о путешествии остались у меня пара осмиевых самородков, которых вроде бы и в природе не бывает (тяжеленные, однако), светящийся страж-глаз и еще рана от вурдалачьего укуса. Ее, как и положено, я и чесночной кашицей прокладывал, и поливал мочой беременной зайчихи (та еще морока), но лучше всего, мне кажется, действовал обыкновенный вибрамицин, жаль, с собой у меня его был всего пузырек.

Ужо теперь попробую.

Если раньше не переставлюсь в вурдалака.

День 2408

По моим подсчетам, день должен быть иным, но сельский сход, а вернее писарь Егор Кузьмич, решил, что именно 2408-й.

В мое отсутствие особых дел не случилось, разве на выселках пришлые поссорились: Рытхау Шадуевич на жену свою, Свани Махмудовну, то ли с ножом полез, то ли просто. Ванька-кузнец встрял разнимать, так больше всех и пострадал: Шадуевич говорит, что кузнец совершил над ними обоими насилие, и требует для Вани пятнадцать лет без права переписки с полной кастрацией (какая уж тогда переписка), а Свани требует от Вани жениться или хотя бы алиментов по гроб жизни. Подумав, Шадуевич на алименты тоже согласен, но только чтобы большие.

Ваня же клянется, что после того, как в одиннадцать лет его лягнул жеребец, он к этому делу питает отвращение – и даже может предъявить справку. Но почему-то не предъявляет, а перековывает орала на мечи.

Орала у Вани были так себе. А мечи, по странности, на загляденье.

Вибрамицина в сельской аптечке было пять капсул по сто миллиграммов. Взял.

А больше, говорят, не жди. Пока с Ваней, Сваней и Шадуевичем не решится, из губернии поставок не будет.

Рана воняет и зудит.

Принял сразу две капсулы.

День 2412

Вибрамицин быстро кончился. В два дня. Мой бочонок чесночной гмызи распили на моих же поминках – посчитали, что я пал жертвой вурдалака Драги. Им бы только выпить! А покойному оставить?

Приходила ведьма Кука, смотрела на страж-глаз, удивлялась и охала. Охала, что лежит он у меня в комоде, а нужно выковать серебряный (а хоть и железный) обруч по размеру головы, искусно приладить к нему страж-глаз (пусть лучше руки отсохнут, чем глаз повредить) и все время носить на голове, если из дому выходишь. А можно и дома.

Я сговорился с кузнецом Василием. Тот обещал сделать натурально из серебра, но за осмиевый самородок, бо, говорит, работа тонкая.

Я в придачу потребовал еще бочонок чесночной гмызи – вперед. Тот пошептался с Кукой и согласился. Видно, очень кузнецу осмий нужен. Ну, ничего, я знаю, где этого осмия – всей Гваздой не унести…

Лечусь гмызью. По стопке три раза в день. Вот что значит народное целительство! Рана начала затягиваться стремительно.

День 2414

Рана почти зажила, да так, что я пошел на огород да выкопал пару рядков картошки. Мясная картошка удалась на славу, а вот молочная так себе – клубни маленькие, хотя их и много.

Мясной картошки у меня три сорта – свиная, говяжья и баранья, а молочной лишь один – сырный. По вкусу напоминает «Рокфор», только пахнет чуть сильнее, как разрежешь.

С двух рядков вышло десять ведер. Осталось выкопать еще десять рядков. Это завтра, послезавтра – боюсь разбередить рану излишним рвением.

День 2418

Теперь-то я знаю, зачем кузнецу Василию понадобился осмий. Оказывается, во время моих вынужденных странствий (но – силенциум!) вышел секретный указ: каждый награжденный орденом за заслуги перед Единым Ктулху должен сам добыть металл на этот орден. Единый Ктулху – это вам не какой-нибудь Станислав с бантами или Железный крест с дубовыми листьями, это даже не Золотое Руно. Ордена должны знамененовать собой прочность и крепость веры, которая не истает под жаром костра инквизиции, поэтому и делаются они из осмия, их даже прозвали – осьмушки. Как их делают – тайна. Про орден мне рассказал кузнец, с которым я сменялся: он мне руматку (так называется головной обруч со страж-глазом в центре) и бочонок гмызи, я ему – самородок осмия. Вот когда он мне руматку принес (нужно сказать, получилось неплохо, как раз по моей голове) и мы распили гмызь – чтобы носилось подольше, – он рассказал, что сам пробовал ради любопытства что-нибудь с самородком сделать, но