Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

А это уже серьезная операция, явно проведенная по сигналу и с единым командованием. Похоже, что в том зашифрованном телефонном разговоре, который отделу Бокия до сих пор не удалось расшифровать, главным лидером оппозиции Львом Троцким были даны прямые распоряжения Блюмкину начинать претворять в жизнь какой-то план, задуманный заранее. А у троцкистов, наверняка, некий запасной план захвата власти имелся. Просто в той моей истории они не успели его воплотить из-за того, что оппозиционные лидеры были вовремя сосланы из столицы в отдаленные края. Теперь же, похоже, этот запасной план был задействован ими в полной мере.

Было далеко за полночь. Поезд набрал скорость на перегоне и мерно стучал колесами на рельсовых стыках. Мы с Эльзой по-прежнему сидели вдвоем в штабном помещении и не шли спать. Неожиданно она встала со своего места в углу, подошла ко мне и обняла за плечи, сказав:

— Я тоже прочитала все эти ужасные телеграммы и опасаюсь, что дело нашей революции под угрозой. Враги собираются захватить Москву изнутри. Но вы, Вячеслав Рудольфович, как самый честный и ответственный большевик, спасете положение. Я знаю. Я сейчас только на это и надеюсь. И я не дам им вас убить. Сперва им придется убить меня.

— Что ты такое говоришь, Эльза? Убить меня, да и тебя, не так-то просто. Вот сейчас, например, когда мы находимся внутри этого бронепоезда, где нас защищает не только броня, но и целая рота проверенных бойцов.

— Только мы не всегда будем внутри бронепоезда, — заметила женщина.

— Это верно! — сказал я и рывком усадил ее к себе на колени.

А Эльза не вырывалась, наоборот, прильнула ко мне, но продолжала говорить, разоткровенничавшись:

— Я буду защищать нашу революцию, пока живу. Потому что я верю в справедливость нашего дела. И ради этого я сражалась, не жалея ни себя, ни других. Но, верить в справедливость становится сейчас все труднее с каждым годом. Я хорошо знаю, как живут другие женщины, жены руководителей. Они пользуются всеми благами, которые дает служебное положение их мужей. Они ездят на служебных автомобилях своих супругов за дорогими покупками, каждый день по магазинам, по театрам, по ресторанам. У многих из них такие платья, которые и на мою годовую зарплату не купить. И, при этом, они, в отличие от меня, не рисковали жизнью ради революционных идеалов. Я чувствую досаду…

— Это, наверное, просто зависть в тебе говорит, — подначил я.

Но она вспыхнула, словно порох, неожиданно сверкнув глазами и выпалив, как истеричка:

— Нет, Вячеслав Рудольфович, это никакая не зависть! Просто у меня обостренное чувство справедливости, а эти мерзкие твари попирают его ежедневно! Да у них в квартирах все наворованное! То, что их мужья где-то экспроприируют, они сразу тащат к себе! Они заставляют своих мужей воровать, используя служебное положение! Вот кого надо раскулачивать! Вот кто справедливость попирает! Да из-за этих ненасытных и обнаглевших женщин, под их пагубным влиянием, наши партийцы становятся безвольными тюфяками, каким-то посмешищем, утрачивают связь с народом, стараясь во всем своим этим жадным женушкам угодить! Даже на преступные сговоры идут с нэпманами. И все ради этих тварей! Да где же тут революционное сознание? Утратили многие руководители его под влиянием тупых баб! Я вот защищала революцию ради того, чтобы народ лучше жил, а не для того, чтобы лучше жили эти бездельницы, которым повезло выскочить замуж за ответственных партийцев! На народ-то им наплевать! Иногда мне хочется прикончить каждую из этих зажравшихся сучек, которые новыми советскими аристократками себя считают!

В сущности, она говорила правду. Так все и было. Вот только она почему-то замечала нарушения социалистической справедливости только со стороны женщин, обвиняя во всем более удачливых конкуренток, которые ухитрились выйти замуж очень успешно. В отличие от самой Эльзы. Видимо, у нее наболело. И замуж, наверняка, ей тоже очень хотелось выскочить за большого начальника. И тут я понял, на что она намекает. В невесты ко мне Эльза набивается таким образом? Думает, что ради нее я разведусь с молодой женой и брошу маленького ребенка? Я уже и не знал, как ее успокоить и, не найдя никаких аргументов, просто заткнул этой женщине рот долгим поцелуем, а потом уволок ее к себе в купе.

Глава 24

Наш бронепоезд снова приближался к Казани, только на этот раз с другой стороны, двигаясь не с запада на восток, а с востока на запад. И надолго любовным утехам предаваться возможности у нас с Эльзой уже не имелось. Вскоре моя секретарша снова выбежала из генеральского купе, чтобы принимать телеграммы на пригородном полустанке, где мы в очередной раз остановились, пропуская встречный состав. Несмотря на глубокую ночь, спать я не мог, да и не собирался. Одевшись, я вышел следом за Эльзой и опять уселся за большой стол штабного салона, читая при свете тусклых лампочек новые телеграммы и обдумывая их содержание.

Поездов, движущихся навстречу нам, почему-то оказалось очень много. И мне начинало казаться, что наше чрезвычайно медленное движение в обратную сторону является свидетельством саботажа со стороны железнодорожного руководства, хотя начальник бронепоезда и уверял меня в обратном, объясняя, что подобные ситуации с разъездом встречных составов — это дело обычное, если расписание движения выбилось из графика, как в нашем случае. Но, я не очень-то верил, что все эти составы нельзя оперативно задержать где-то на запасных путях до того момента, как проедет наш литерный поезд. И эта ситуация требовала расследования на предмет ни то преднамеренных действий, ни то непрофессионализма на грани преступной халатности. Впрочем, сейчас мне было не до выяснения подобных мелких пакостей.

Тревожность сообщений, поступающих из Москвы, нарастала с каждым часом. Глеб Бокий переслал мне очередные ужасные новости. По столице начали распространяться слухи, что на Сталина совершено покушение, что, якобы, троцкисты убили генсека и полностью контролируют Кремль. Но, пока то были лишь слухи. Хотя они косвенно подтверждались тем, что никто уже долгое время не мог выйти на связь с Иосифом Виссарионовичем. А с сотрудниками ОГПУ, находящимися на территории Кремля, Бокий тоже никак не мог связаться, потому что был установлен режим усиленной охраны с двойным кольцом оцепления по всем прилегающим улицам. В Кремль уже несколько часов латышские стрелки не пропускали никого, даже членов правительства, ссылаясь на приказ коменданта Кремля Рудольфа Петерсона и на распоряжение