И откуда вдруг берутся силы… - Юлия Владимировна Друнина

Ознакомительный фрагмент

Юлия Владимировна Друнина

И откуда вдруг берутся силы…

© Друнина Ю.В., наследники, 2023

© Данилова А.П., составление, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Стихотворения о войне

Зинка

1

Мы легли у разбитой ели.

Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

– Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она не в счет.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый,

У меня – лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет…

Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг приказ: «Выступать вперед!»

Снова рядом, в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

2

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.

Мы пробились по черной ржи,

По воронкам и буеракам

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы. —

Мы хотели со славой жить.

…Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав…

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

3

– Знаешь, Зинка, я против грусти,

Но сегодня она не в счет.

Где-то, в яблочном захолустье,

Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

…Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?!

«Да, многое в сердцах у нас умрет…»

Да, многое в сердцах у нас умрет,

Но многое останется нетленным:

Я не забуду сорок пятый год —

Голодный, радостный, послевоенный.

В тот год, от всей души удивлены

Тому, что уцелели почему-то,

Мы возвращались к жизни от войны,

Благословляя каждую минуту.

Как дорог был нам каждый трудный день,

Как «на гражданке» все нам было мило!

Пусть жили мы в плену очередей,

Пусть замерзали в комнатах чернила.

И нынче, если давит плечи быт,

Я и на быт взираю, как на чудо:

Год сорок пятый мной не позабыт,

Я возвращенья к жизни не забуду!

«В семнадцать совсем уже были мы взрослые…»

В семнадцать совсем уже были мы взрослые —

Ведь нам подрастать на войне довелось…

А нынче сменили нас девочки рослые

Со взбитыми космами ярких волос.

Красивые, черти! Мы были другими —

Военной голодной поры малыши.

Но парни, которые с нами дружили,

Считали, как видно, что мы хороши.

Любимые нас целовали в траншее,

Любимые нам перед боем клялись.

Чумазые, тощие, мы хорошели

И верили: это на целую жизнь.

Эх, только бы выжить!.. Вернулись немногие.

И можно ли ставить любимым в вину,

Что нравятся девочки им длинноногие,

Которые только рождались в войну?

И правда, как могут не нравиться весны,

Цветение, первый полет каблучков,

И даже сожженные краскою космы,

Когда их хозяйкам семнадцать годков.

А годы, как листья осенние, кружатся.

И кажется часто, ровесницы, мне —

В борьбе за любовь пригодится нам мужество

Не меньше, чем на войне…

Ты вернешься

Машенька, связистка, умирала

На руках беспомощных моих.

А в окопе пахло снегом талым,

И налет артиллерийский стих.

Из санроты не было повозки,

Чью-то мать наш фельдшер величал.

…О, погон измятые полоски

На худых девчоночьих плечах!

И лицо – родное, восковое,

Под чалмой намокшего бинта!..

Прошипел снаряд над головою,

Черный столб взметнулся у куста…

Девочка в шинели уходила

От войны, от жизни, от меня.

Снова рыть в безмолвии могилу,

Комьями замерзшими звеня…

Подожди меня немного, Маша!

Мне ведь тоже уцелеть навряд…

Поклялась тогда я дружбой нашей:

Если только возвращусь назад,

Если это совершится чудо,

То до смерти, до последних дней,

Стану я всегда, везде и всюду

Болью строк напоминать о ней —

Девочке, что тихо умирала

На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом – снегом талым,

Кровью и пожарами мой стих.

Только мы – однополчане павших,

Их, безмолвных, воскресить вольны.

Я не дам тебе исчезнуть, Маша, —

Песней возвратишься ты с войны!

Бинты

Глаза бойца слезами налиты,

Лежит он, напружиненный и белый,

А я должна приросшие бинты

С него сорвать одним движеньем смелым.

Одним движеньем – так учили нас.

Одним движеньем – только в этом жалость…

Но встретившись со взглядом страшных глаз,

Я на движенье это не решалась.

На бинт я щедро перекись лила,

Стараясь отмочить его без боли.

А фельдшерица становилась зла

И