Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Л. П. Дробинская

Пишите мне на медсанбат

Врачам, сестрам, санитарам — живым и павшим

ГЛАВА I

НА ПОДСТУПАХ К ЛЕНИНГРАДУ

Начало ратного пути

Светлым летним вечером coрок первого, получив предписание в действующую армию, я отправлялась на фронт. Поезд отошел от перрона Финляндского вокзала во время воздушной тревоги. Вой сирен слился с паровозными гудками. Вместе с платформой уплывали назад мама и моя подруга врач Анна Бартенева. Промелькнули Кушелевка, Ручьи, Токсово, а затем и ярко окрашенные, заново срубленные нарядные поселки Карельского перешейка за бывшей государственной границей.

Под стук вагонных колес я вспомнила, как утром мой учитель профессор Георгий Артемьевич Зедгенидзе, прощаясь. тихо сказал:

— Возвращайтесь скорее. Надо же вам кончать аспирантуру.

Мне никогда больше не довелось работать под руководством Зедгенидзе, крупного ученого нашей страны, во время войны главного рентгенолога флота. Но благодарная память сохранила навыки, преподанные им, высокую требовательность, прежде всего к себе. Его бушующая энергия заражала всех, с кем соприкасался этот удивительный человек. Мы боялись ослушаться нашего учителя, смотреть в его гневные, сверкающие глаза.

Я посмела ослушаться его, только когда, расставшись с аспирантурой, уходила на фронт.

Колеса замедляли ход. Поезд медленно подходил к Кексгольму.

Военный комендант по карте показал путь в 19-й корпус. К вечеру попутной машиной я добралась в район Хиттолова, нашла командный пункт и получила направление в 115-ю дивизию, которой командовал генерал-майор В. Ф. Коньков.

— Вам надо ехать в район Кирку. Медсанбат стоит в лесу, — скакал начсанкор С. М. Гофман.

Днем санитарной машиной и выехала в свою дивизию. Тонкая фанерная стрелка привела меня к серым палаткам медсанбата, стоявшим между деревьями. Узнав, что в финскую кампанию я занималась не только военной рентгенологией, но и работала в противошоковой палате, комбат предложил мне прежде всего помочь командиру операционно-перевязочного взвода организовать противошоковую службу.

Старшего хирурга медсанбата Алексея Степановича Шнырева я знала раньше. Мазь Шнырева и теперь пользуется известностью как хорошее противовоспалительное средство.

Алексея Степановича я нашла за палатками медсанбата, на берегу небольшого озера. В зеркальной воде лениво купались тонкие веточки ив. Шнырев, свесив в озеро ноги в закатанных диагоналевых брюках, сосредоточенно смотрел на поплавок.

Он кивнул мне и, приложив палец к губам, показал на двух большущих окуней, лежавших на траве…

Через час, сосредоточенный и серьезный, Шнырев в приемном отделении осматривал раненых, устанавливал очередность операций и бранил в сердцах какое-то медицинское начальство.

У операционного стола этот несколько грубоватый человек преображался. Хороший врач с большим жизненным опытом, много лет работавший в больнице имени Нечаева в Ленинграде, он свободно разбирался в сложных ранениях военного времени, работал уверенно, четко. Вместе с помощниками — молодым хирургом Михаилом Нахманом и хирургом-стоматологом Михаилом Джорджания — он уже успел сделать в первые недели войны сотни различных операций.

Противошоковую палатку и донорский отряд мы организовали довольно быстро. Донорами стали почти все сестры, сандружинницы и часть врачей. Редкий день проходил без того, чтобы кто-нибудь из нас не отдавал свою кровь раненым.

В медсанбате много оперировали. Всех, кто мог вскоре вернуться в строй, оставляли для долечивания, остальных отправляли в полевые госпитали, находившиеся от нас в десяти-пятнадцати километрах. Конвейер войны действовал безотказно…

В медсанбат 115-й дивизии прибыл из Кексгольма большой хирургический отряд, имевший свой санитарный транспорт, значительный и постоянно пополняемый запас медицинского имущества. Ядро отряда составили преподаватели военно-фельдшерского училища имени Щорса. Командиром отряда был кадровый военврач второго ранга М. Л. Могучий, умевший в любых условиях с ходу подключать свой отряд к делу и вместе со всеми работать у операционного стола. В составе отряда были Б. Н. Аксенов, Ф. М. Беленицкая, Н. Л. Волпян, Б. Кoпелиович, Л. Л. Либов, Г. М. Фрадкин. Почти все они суровой зимой тридцать девятого года работали в различных медсанбатах на Карельском перешейке и были отличными знатоками военно-полевой хирургии, мужественными и отзывчивыми людьми.　

У Надежды Волпян, статной высокой женщины средних лет, профессия самая мирная — акушер-гинеколог роддома имени Снегирева. Теперь она, как и в финскую кампанию, занималась военно-полевой хирургией, надолго ставшей ее основной специальностью.　

Военные раны очень сложные, никакими учебниками полностью не предусмотренные. Пули и осколки порою проникают очень глубоко, повреждают одновременно многие органы и ткани. Разобраться бывает непросто. Всем помогал старший хирург отряда Григорий Михайлович Фрадкин, ученик широко известного в Ленинграде главного врача больницы «В память 25 Октября» профессора Ивана Ивановича Виноградова.　

Шестнадцать дней в тесном содружестве с нами проработал автохирургический отряд, пока не приехал начсанкор и не приказал ему срочно выехать в 168-ю дивизию, в район Сортавала.　

16 июля отряд свернул палатки и погрузил их в машины. В кузовах на ящиках устроились врачи. Командир М. А. Могучий вручил каждому начальнику машины маршрут — по лесным и проселочным дорогам к далекой Ладоге.　

Медсанбатовцы тепло простились с друзьями, поблагодарили их за большую работу по оказанию помощи раненым, пожелали счастливого пути.　

…На каких дорогах войны мы снова встретимся?　

Во второй половине августа обстановка на Карельском перешейке резко осложнилась. Наши части, сдерживая наступление противника, с боями отходили за реку Вуоксу. Все раненые были эвакуированы. С часу на час ожидался приказ о передислокации медсанбата.　

На исходе ночи мы покинули поредевший лес в районе Кирву, стараясь держаться в стороне от больших дорог. Взошло солнце. Высокое небо с редкими перистыми облачками предвещало погожий день. Мы долго шли, приминая слишком рано опавшие листья, подкрепляясь ягодами.　

После полудня показался разбитый, обезлюдевший небольшой городок Антреа. На покалеченных путях железнодорожной станции лежали изуродованные, опрокинутые колесами вверх вагоны, разбитые цистерны. Из реки Вуоксы торчали металлические конструкции взорванного железнодорожного моста. В зеленой воде отражался, покачиваясь верхушками, густой хвойный лес. По холмистым берегам реки била вражеская артиллерия　

Мы ненадолго остановились в лесу, поставили операционную палатку. Вскоре последовал приказ двигаться дальше. Но не успели мы свернуть палатку, как из леса выехала двуколка. На ней лежал раненый капитан. Он был без сознания. Голову покрывала намокшая от крови повязка. Раненого внесли в палатку, положили на стол. На темени капитана зияла большая рана, из нее текла струйка темной крови.　

— Надо немедленно оперировать, — сказал Шнырев, — иначе погибнет. 　

— Ну что ж, оставайтесь, — разрешил комбат. — Только помните: обстановка очень тревожная. Не задерживайтесь. — И он показал на карте