Красные орлы - Филипп Иванович Голиков

Ф. И. Голиков

Красные орлы

* * *

© Голиков Ф.И, наследники, 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2018

От автора

Первые записи этого дневника были сделаны в 1918 году, последние – в 1920-м. В походах и боях, по большей части торопливо занося в тетрадь свои впечатления и мысли, я, конечно, не думал о том, что когда-нибудь дневник будет обнародован.

Но прошли десятилетия, и товарищи посоветовали опубликовать этот старый, многие годы лежавший в столе дневник. После долгих раздумий я решился на этот шаг потому, что видел в своих записях человеческий документ времен Гражданской войны. В нем названы имена и в меру способностей показаны боевые дела многих советских борцов, по зову партии Ленина ставших грудью за власть рабочих и крестьян. Если дневник, непосредственно передающий подлинные события, в какой-то мере напоминает о революционном героизме масс, отстаивавших знамя и дело Великого Октября, издание его, думается мне, будет оправданно.

Наивность некоторых суждений, односторонность иных оценок и некоторые другие недостатки неудивительны – ведь в те трудные годы автор делал лишь первые жизненные шаги.

При подготовке дневника к печати возникла необходимость уточнить некоторые даты и имена, дать более ясное и подробное изложение отдельных моментов и фактов. За помощь, оказанную в этой работе, выражаю самую искреннюю признательность моим однополчанам и землякам товарищам Л. Дудину, А. Полуяхтову, И. Баженову, Ф. Григорьеву, А. Мясникову, М. Пиньженину, Г. Голикову, С. Пшеницыну, М. Тарских, П. Скворцову, А. Кузнецову, К. Чепурину, а также литературному редактору В. Кардину.

С мыслью о великой Ленинской партии и торжестве коммунизма, о героической Советской Армии, о первых товарищах по оружию, по политической работе я передаю этот красноармейский дневник давно минувших, но вечно живых лет в руки читателя.

Ф. Голиков

1918 год

В Камышлове

Сегодняшний день, 13 апреля 1918 года, запомнится мне навсегда. Такого еще не было в моей жизни за все семнадцать лет. Я стал членом РКП(б) – Российской Коммунистической партии (большевиков).

Пришел вечером домой, и захотелось записать, как все происходило.

В уком ходил с отцом. Он старше меня на 21 год. Но в партию большевиков вступали вместе.

Уком находится в доме, где раньше помещался кинематограф «Чудо», который содержал некто Сметанин. Мы туда часто ходили. Билеты у Сметанина были дешевые.

Разве думал я когда-нибудь, что в зале, где смотрел Глупышкина, Мозжухина и Веру Холодную, решится моя судьба?

Вход в зал прямо со двора. Ждали мы недолго, с полчаса. Отец молчит, волнуется. Я тоже волнуюсь. Слышим, зовут:

– Товарищи Голиковы, заходите.

Людей мало. На сцене – стол. За ним сидят наши товарищи из укома: Федоров, Подпорин, Цируль, Васильев. Я знал их в лицо, не раз слышал на митингах.

Федоров сначала обратился к отцу. Говорит просто, как с другом. У меня отлегло от сердца. Да и отец, вижу, спокойнее стал. Спрашивают его про партийную ячейку в волости.

Отец, вернувшись с фронта, решил: «Пойду с большевиками». Так же думали и его приятели-фронтовики. Они объявили себя партийной ячейкой, хотя в партию еще не вступили.

Федоров похвалил отца:

– Правильно сделал, принимаем тебя в РКП(б).

Потом стали задавать вопросы:

– Как работает волостной Совет?

– Как относятся к советской власти мужики?

– Многие ли сочувствуют большевикам?

Говорили с отцом минут, наверное, восемь, но мне эти минуты показались часом.

Наконец дошла очередь и до меня. Я ждал разных вопросов, а задали лишь один:

– Почему вступаешь именно в большевистскую партию?

– А как же? – удивился я. – Она за трудящийся народ борется.

Меня поддержали сразу несколько голосов:

– Правильно… Дело ясное – мы его знаем, он на митингах за большевиков выступает.

Я, и правда, выступал на митингах разок-другой против меньшевиков и эсеров, но не думал, что об этом известно членам укома.

Вышли мы с отцом на улицу, посмотрели друг на друга и обнялись.

Потом отец пошел заказывать печать для своей Борисовской партийной ячейки. Меня прихватил с собой и наказал получить печать, когда будет готова, а затем отвезти ему в деревню.

Пока мы ходили по улицам, я все время в уме отвечал себе на вопрос, который задали в укоме. В самом деле, почему мне вздумалось вступить именно в партию большевиков, а не в какую-нибудь другую? У нас хоть город и небольшой, а партий хватает. Были кадеты. Имеются меньшевики, эсеры. Есть анархисты: у них свой дом с черным флагом и свой вождь – долговязый Черепанов с большой черной бородищей.

На митингах произносят речи ораторы от всех партий. Некоторые, надо признать, говорят красиво, громко, например меньшевик – медик Гольденштейн, эсеры Спиридонова и Лубнин. И все клянутся: «Мы за народ, за свободу, за братство».

Почему же я верю только большевикам? Почему хочу быть именно с ними?

Наверное, помог отец. Мне даже трудно выразить, как я люблю и уважаю его.

Отец сочувствует чужой беде, всегда готов помочь другому. Он и фельдшером стал, чтобы облегчать людям страдания. Я мечтаю пойти по его стопам. Вырасту – стану доктором. Это, по-моему, самая человечная, очень полезная людям профессия.

Отец твердо встал на сторону большевиков, Ленина. Все, что он говорил о революции, о судьбе народа, было для меня убедительно. Отцу скоро 40 лет. Он многое видел, много пережил.

Но вот я сейчас сижу и думаю: только ли благодаря отцу вступил я в РКП(б)? Нет, не только.

Я, конечно, не много еще жил на свете, но уже успел узнать, что такое несправедливость, видел богатых и бедных. А большевики стремятся к тому, чтобы все люди жили хорошо и на самом деле стали братьями.

У меня сегодня такой день, что хочется припомнить всю жизнь, особенно последние годы.

Недавно я переселился на квартиру к старушке Прасковье Ионовне Владимировой на Сибирскую улицу в дом № 120. Мне здесь хорошо. Тихо, чисто. Прасковья Ионовна относится ко мне, как мать или бабушка. Называет не Филиппом, а Феликсом, значит счастливым.

В нашей комнатке около десяти квадратных аршин. Живем в ней четверо: Шура Комлев, Митя Москвин, мой брат Валя и я. Все мы – гимназисты. А прежде я жил на Шаповаловской улице в доме № 51 у Анны Гавриловны Заостровской. Анна Гавриловна не позволит так вот за полночь сидеть и писать дневник. Человек она неплохой, но скуповатый, даже, можно сказать, скупой. Чуть что: «Керосин дорогой, довольно жечь!» Хочешь – не хочешь, ложись, тем более, что не одни в комнате. Кроме меня и Мити Москвина, «на хлебах» у Анны Гавриловны жили еще весовщик железнодорожной станции, беженец из Западного края, поляк Липский и машинист Калиновский со своим приятелем – конторщиком из депо. Платили мы все по-разному, по возрасту и по возможностям: я – 12 рублей в месяц, Митя – 10 рублей, Липский – 17, а Калиновский с другом – больше 40.

Вечером в комнате разговаривали на разные темы. Спорили о книгах, вспоминали, как было дома. Калиновский часто жаловался: ему за тридцать, а нет ни семьи, ни кола, ни двора. Мается в «нахлебниках». Липскому тоже несладко. Особенно потому, что поляк. Иные насмехаются, дразнят.

Митя Москвин из вотяков, сын волостного писаря. О своих земляках такое рассказывает, что порой даже слушать страшно. Наши русские крестьяне живут в темноте и нужде, а вотяки и того хуже. Да еще измываются над ними, унижают.

До Анны