Русский дневник. 1927–1928 - Альфред Барр

5:00 до 6:00 у нас побывали двое очень любопытных молодых архитекторов, один из них – девушка [103]. Мы болтали по-французски и по-немецки и отлично провели время, разглядывая фотографии. Молодой человек (Андрей Буров [104]) делал постройки для нового фильма Эйзенштейна «Генеральная линия». Он был рад узнать, что один из его эскизов был опубликован в каталоге выставки «Machine Age» в Нью-Йорке [105].

Среда, 18 января

В Музей изобразительных искусств. Отличные египетские вещи из коллекции Голенищева [106], особенно фаюмские портреты. У нас было мало времени на что-либо, кроме беглого осмотра, поскольку мы долго общались с Эфросом [107], куратором отдела живописи (и важным критиком), молодым ориенталистом, куратором египетского отдела [108].

Больше фотографий от Луиса Саймона [109]. Также кое-какие кадры от Люкса Файнингера [110] [111].

Утром просмотрели фотографии картин и рисунков Риверы: очень мощные и упрощенные, влияние египтян, Джотто и Пьетро ⟨делла Франческа⟩.

Четверг, 19 января

Отправились в Школу художественной культуры с Диего, Даной и Петром. Диего представил нас профессору Штеренбергу, с которым он был знаком в кубистский период в довоенном Париже. Штеренберг теперь один из наиболее влиятельных преподавателей живописи в Москве и, безусловно, один из самых интересных живописцев, что мы видели. Сейчас в его работах едва ли осталось что-либо от кубизма – примитивистские портреты и фигуры, прекрасные постэкпрессионистские натюрморты, любопытные камерные штудии цветов и травы, декоративная ширма, напоминающая Корина в Метрополитене [112].

Пока ходили по школе, встретили Фалька, который был лидером «Бубнового валета» и, возможно, лучшим из русских кубистов. Он теперь профессор живописи в школе. Мы пошли к нему в мастерскую, чтобы посмотреть его последние работы, поскольку директора интересовали только его кубистские вещи, которые сам Фальк считал пройденным этапом, и только они были включены в экспозицию.

За прошедшее десятилетие Фальк прошел много стадий: от кристаллического кубизма (без дезинтеграции) до плоских геометрических фигур, от Рембрандта, Сезанна в его «период грецкого ореха», Шардена, затем к крепкой реалистической шпейхероподобной фазе [113], некоторым импрессионистическим экспериментам, а теперь к сильному, старательно скомпонованному реализму, напоминающему Маршана [114] в пейзажах, Сегонзака в натюрмортах и портретах.

Возвращаясь к школе, в которую мы наведывались трижды в разные дни. Она называется Московские высшие мастерские искусств и ремесел [115] и включает большое количество отделений: живописное, скульптурное, архитектурное, печатное (цвет и другие технические процессы), типографическое, графическое, дизайна мебели, рекламного плаката, материальной культуры.

Живописные мастерские ведут Штеренберг, Фальк и четверо или пятеро других. На архитектурном: Веснин, Лисицкий и еще трое или четверо. Мастерскую дерево– и металлообработки ведут Родченко и Татлин. Графики: Фаворский и Штеренберг… И так далее.

Предполагается, что на каждом отделении подробно преподаются основы материала, техники и композиции. Это, кажется, успешно осуществляется на проектировании мебели и металлообработке, где конструктивизм Татлина и Родченко делает необходимым хорошее знание материала. На архитектурном много решают композиционные проблемы в глине, картоне и металле, но мы увидели мало признаков того, что тут занимаются реальными проблемами конструкции. Достаточно вспомнить очень плохое техническое исполнение дома Третьяковых [116].

В ателье Родченко мы видели множество интересных и изобретательных проектов и макетов мебели: рабочие столы, шкафы для бумаг и так далее. Татлин, который говорил на таком же плохом немецком, как я, был очень скромен и мил. Он проработал тут всего два месяца, но просто обязан был показать нам прекрасные металлические конструкции своих учеников.

Скульптура показалась в целом довольно неинтересной – лепка из глины с натуры. Вещи из дерева были лучше.

Самому заведению в целом, кажется, до боли не хватает организации и оборудования, но прекрасный дух энтузиазма поборет эти трудности со временем (и с деньгами). Досадно, однако, то, что нельзя было получить никакой печатной продукции о школе, даже списка профессоров и курсов. Помещение пребывало в беспорядке.

Их очень интересует Баухаус, и они очевидно многое у него переняли. Я спросил Штеренберга, какие между ними принципиальные различия. Он ответил, что Баухаус стремится развивать индивида, а в Москве мастерские нацелены на развитие масс. Ответ показался мне поверхностным и доктринерским, поскольку реальная работа в Баухаусе выглядит настолько же социальной, а общий дух – настолько же коммунистическим, что и в московской школе. Кандинский, Файнингер и Клее имеют, вообще-то, очень незначительное влияние на студентов. Важное различие, которое мне удалось выделить, заключается в том, что, хотя Московская школа имеет более практическое направление, техника тут куда менее развита; задачи же Баухауса более теоретичны, но техника куда более совершенна. Но с такими людьми, как Лисицкий, Татлин и Фальк, у них большое будущее. Им ужасно недостает Гропиуса, гения организации. Хороший смотритель, который следил бы за кладовыми и убирал мусор, стал бы большим благом.

Четверг, 19 января, пополудни

Сорвались из Школы искусств и ремесел, чтобы вместе с О’К⟨аллаган⟩ снова поехать к Родченко. Я заготовил для него список вопросов. Он отвечал на них довольно раздраженно, настаивая на том, что прошлое навевает на него безмерную скуку и что он даже не может вспомнить, когда написал то или это. К счастью, Степанова (помощница Мейерхольда [117]), его потрясающая жена, очень нам помогла. Она также отобрала фотоснимки его картин и обещает выслать другие снимки его кинодекораций, фотомонтажей, фотографий, конструкций и так далее. О’К⟨аллаган⟩ была очень терпелива, но ей досаждала манера Родченко дуться. Эта манера очень отличается от вертлявой учтивости Штеренберга и простого дружелюбия Фалька.

Джери отправился в Еврейский театр смотреть «Вениамина третьего» [118]. Я присоединился позже, на два последних акта. Очень театральный театр, великолепно красочная музыка – прямо с картин Шагала. У русских евреев, кажется, необыкновенно яркая и своеобразная культура.

Родченко, казалось, был крайне доволен тем, что в 1922 году нанес живописи смертельный удар. С тех пор успели расцвести НОЖ и ОСТ [119]. Потом Степанова взяла еще несколько кадров из фильма Саймон для моей статьи о кино.

Пятница, 20 января

На встречу с Луначарским – но обнаружили, что его куда-то вызвали. Так что мы отправились на выставку революционных художников [120]. По большей части это разные реалистические стили – в основном новая вещественность, некоторые работы демонстрируют влияние фотомонтажа. Некоторое количество прекрасных лакированных шкатулок с революционными сценками, выполненными в иконном стиле с золотой штриховкой и схематично [121].

Графика была интересной, но скульптура – довольно глупые перепевы Бурделя, и Мецнера, и Майоля, и Коненкова на советские темы.

Вечером в первый МХАТ – смотреть «Дни Турбиных»,