Единственная игра в городе: центральные банки, нестабильность и предотвращение следующего коллапса - Mohamed A. El-Erian

как секьюритизация, банки приступили к целому ряду новых видов деятельности (многие из которых предполагали торговлю все более сложно структурированными бумагами между собой, а также размещение их у других, которые имели еще более слабое понимание). Сейчас, оглядываясь назад, становится ясно, в том числе и самим банкам, что слишком многие из этих видов деятельности были связаны с риском, который они понимали лишь отчасти, но который казался слишком прибыльным, чтобы от него отказаться. В целом, их операционная деятельность все больше отрывалась от основных экономических функций.

 

Банки были не единственными, кто попал в этот пир рычагов, кредитов и долговых обязательств. Как подробно описали Атиф Миан и Амир Суфи в своей недавней книге "Дом долгов", это явление было гораздо более широким, и его жертвами стали также домохозяйства (и, я бы добавил, компании). 6

Получив доступ к новым "экзотическим" кредитным инструментам, которые разрушили традиционные барьеры на пути к дорогим и, для некоторых, труднодоступным кредитам - таким экзотическим инструментам, как ипотечные кредиты и рефинансирование жилья, которые не требовали проверки доходов, не предполагали предварительных взносов или первоначальных платежей и условия погашения которых могли быть структурированы с большой нагрузкой на спину, - слишком многие семьи начали заниматься финансовой деятельностью, которую они не могли себе позволить, принимая на себя риски, которые они действительно не понимали. При этом они не просто закладывали будущий доход, который им будет трудно получить. Чтобы ухватить кусок того, что казалось рынком жилья, который мог только расти в цене, слишком многие взяли на себя ипотечный долг, который они не могли себе позволить, что привело к необычному сочетанию последующих лишений прав собственности, банкротств и бедности.

Правительства не остались в стороне от этого общественного явления. Многие, в том числе наименее кредитоспособные, которые не могли позволить себе коммерческие займы, поддались соблазну легкой доступности долгового финансирования, поскольку кредиторы спешили предоставить финансирование на все более мягких условиях. В условиях лихорадочной работы кредитных фабрик частного сектора понятие надлежащего анализа кредитоспособности уступило место стремлению к увеличению объемов кредитования. Таким образом, сформировалась безумная культура терпимости к риску и конвергенции спредов. Даже самые неблагополучные страны смогли получить доступ к крупным кредитам на условиях (процентная ставка и срок погашения), которые уже существенно не отличались от тех, что предлагались наиболее благополучным странам (рис. 1, иллюстрирующий степень сжатия спрэда по греческим облигациям по отношению к немецким в течение многих лет).

(Данные Thomson Reuters)

Рисунок 1. Спред облигаций между Грецией и Германией

 

В результате выросло поколение, которое ошибочно полюбило идею о том, что кредит, а не доход, может стать основой растущего уровня жизни и национального процветания. Долг стал скорее правом, чем средством, которое нужно использовать с осторожностью. Один финансовый пузырь за другим возникали и оставались без внимания. Центральные банки, по сути, сидели в стороне, успокаивая себя мыслью о том, что банки и институциональные инвесторы достаточно зрелы и ответственны, чтобы своевременно снижать риски. Они верили в саморегулирование этих влиятельных участников рынка и были уверены, что рынки способны к своевременной и упорядоченной самокоррекции.

Извлекая уроки из этого необычного периода, глава Банка Англии Марк Карни высказал важную мысль на конференции "Инклюзивный капитализм" в 2014 году: "Ответы начинаются с признания того, что финансовый капитализм - это не самоцель, а средство содействия инвестициям, инновациям, росту и процветанию. Банковское дело по своей сути является посредничеством, соединяющим заемщиков и сберегателей в реальном секторе экономики. В преддверии кризиса банковское дело стало заниматься банками, а не бизнесом, сделками, а не отношениями, контрагентами, а не клиентами. Новые инструменты, изначально созданные для удовлетворения потребностей бизнеса в кредитах и хеджировании, быстро превратились в способы усиления ставок на финансовые результаты." 7

 

Это стало вопросом времени, пока все это не проиллюстрировало знаменитую простую и в то же время элегантную формулировку Герберта Стайна о неустойчивом: "Если что-то не может продолжаться вечно, оно остановится". И когда оно остановится, то сделает это резко и невероятно разрушительно.

 

ГЛАВА 6

. КАСКАДНЫЕ СБОИ

 

"У каждого есть план, пока ему не дадут в морду".

-МАЙК ТАЙСОН

 

"Это дни, когда невероятное может стать неизбежным".

-ДЖИМ ДУАЙЕР

 

 

Вместо того чтобы ознаменовать собой решительную победу над превратностями делового цикла, золотой век центральных банков в итоге стал основой исторического периода чрезмерного и безответственного принятия рисков. Последовавший за этим экономический и финансовый хаос был настолько сильным, что полностью дискредитировал концепцию великой экономической умеренности и сложного управления рисками частным сектором. В результате было разрушено представление о доминировании центральных банков, а также их безупречная репутация.

К 2007 году стало ясно, что финансово-зависимые экономики зашли слишком далеко, доверяя банкам и предоставляя им возможности, а также регулируя их лишь "легким прикосновением", предполагающим адекватное "саморегулирование". Это касалось не только Соединенных Штатов и Великобритании, которые вели активную борьбу за звание доминирующего мирового финансового центра между Нью-Йорком и Лондоном. Это также относилось к таким странам, как Дубай, Исландия, Ирландия, Швейцария и другие, которые стремились использовать финансы, чтобы избежать внутренних ограничений, связанных с небольшими размерами экономики, путем использования заемных средств и интернационализации своих финансовых институтов.

 

Также стало ясно, хотя сначала очень медленно, а затем с пугающей скоростью, что национальные власти, возможно, попали в ужасную ситуацию: либо спасать финансовых злоумышленников за счет средств налогоплательщиков, либо позволить финансовому краху нанести еще больший ущерб и без того нестабильной реальной экономике.

Первые публичные признаки проблем появились в первую неделю августа 2007 года, когда Paribas, крупный французский банк, объявил об убытках и ограничил возможности инвесторов по выводу капитала из некоторых инвестиционных фондов. Этот шок был примечателен тем, что в нем участвовали два элемента, которых участники рынка боятся больше всего, и это вполне объяснимо. На самом деле они боятся их гораздо больше, чем сильных неблагоприятных ценовых колебаний: Во-первых, доступ к средствам был ограничен, поскольку банк больше не мог предоставлять ликвидность, которую его клиенты желали, ожидали и предполагали получить автоматически; во-вторых, сбои вызвали более широкие толчки, поскольку они подорвали нормальное функционирование рынков.

Осознав возникшую угрозу, ЕЦБ под руководством своего опытного президента Жан-Клода Трише отреагировал быстро и решительно. При этом ему удалось справиться с непосредственной угрозой. Это была хорошая новость. Менее хорошая новость заключается в том, что ни ЕЦБ, ни центральное банковское сообщество в целом, похоже, не осознали в полной мере, что шок Paribas не был изолированным и специфическим для конкретного учреждения, а свидетельствовал о