Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

шахтеры Юзовки, Макеевки, металлисты Бахмута, горнорабочие Гришинского района. Входил в подпольный стачечный комитет и молодой коммунист Ефим Славский. Немецкое командование пыталось возобновить работу угрозами расстрелов, но дни кайзеровцев в шишкастых шлемах в чужой стране были сочтены: Германия проиграла войну, там назревала собственная революция.

Немцы уходили, а с Дона и Кавказа на Донбасс уже надвигались казачьи сотни атамана Шкуро и дивизия Добрармии под командованием генерала Май-Маевского. Их поддерживали английские и французские интервенты, чьи корабли бросили якоря в Севастополе, Одессе, Херсоне.

Гражданская война вступала в свою главную фазу. И в ней крепко поучаствовал молодой макеевец Ефим Славский.

«Был зачислен в 9‐й Заднепровский Украинский советский полк и около года воевал на юге под руководством Дыбенко. Заболел. Когда поправился, полк был уже далеко», – скупо вспоминал на склоне лет пенсионер союзного значения Ефим Павлович Славский [85. С. 13–14].

Память человеческая избирательна и многое оставляет за кормой в пене времени. А есть еще вещи, которые помнить слишком хорошо, тем более повествовать о них было бы неосмотрительно. Долгая жизнь и работа в закрытом ведомстве страны научили Ефима Павловича «фильтровать» слова и воспоминания. И те месяцы боев: ярких побед и тяжких поражений 1919‐го, а особенно личности командиров, под чьим началом ему пришлось тогда повоевать, не напрашивались в мемуары. Хотя рассказать Славскому наверняка было бы что.

Первая Заднепровская дивизия (4 тысячи штыков, 50 пулеметов, 18 пушек), куда входил и 9‐й Заднепровский полк, была сформирована в феврале 1919-го.

Начдивом был назначен Павел Дыбенко, начальником политотдела – его «гражданская жена» – Александра Коллонтай (Домонтович) – небезызвестная «аристократка-большевичка», позже министр первого советского правительства и посол СССР в Швеции.

Сам Дыбенко был весьма колоритным и, мягко говоря, своеобразным даже для революционного времени персонажем. Кронштадтский полуграмотный «братишка-матрос» с кудрявой черной бородой, пьяным стрелявший и топивший офицеров в полыньях Кроншдатского льда, в феврале 1917‐го, он стал одним из видных «символов» Октябрьского переворота (именно по его приказу выстрелил крейсер «Аврора») и был за это назначен Лениным на адмиральскую должность наркома Военмора.

А 23 февраля 1918‐го (в день, объявленный позже праздником становления Красной армии) под Нарвой он, бросив фронт, бежал со своими матросами от наступавших на Петроград немцев. За что был исключен из партии и отстранен от должности наркома. Дзержинский и Троцкий хотели его арестовать, судить, а последний – так и расстрелять за дезертирство. Когда беглого Дыбенко чекисты все же выловили, его страстно защищала Александра Коллонтай. А еще – матросская «братва», пообещавшая обстрелять Кремль и начать убивать большевистских вождей в случае казни своего кумира.

Расстрелянный в 1937‐м – чуть позже Михаила Тухачевского, с которым вместе подавлял Кронштадтский мятеж балтийских матросов, восстание тамбовских крестьян и на которого потом писал доносы, – Павел Дыбенко был по свей человеческой сути очень далек от Ефима Славского.

Осмелимся это утверждать несмотря на то что уже на пенсии, рассказывая про свою жизнь в кинофильме, Славский как-то отозвался о Дыбенко: «Какой командир и человек был! Оболгали его, погубили». Думается, что это была поздняя «романтизация образа». Хотя кто знает: возможно, именно таким он ему запомнился. А вот про более непосредственного своего командира Ефим Павлович вообще никогда не распространялся. Почему – будет понятно из дальнейшего рассказа.

Командование новой дивизии планировало сформировать шесть полков, сведенных в три бригады, однако позже бригад оказалось четыре, а полков – девять. Командиром одной из бригад был назначен феодосийский рабочий Котов, другой командовал хозяин Гуляй-поля батька Махно. Третьим командиром позже стал Никифор Григорьев – слабо управляемый «атаман», штабс-капитан и авантюрист, поднятый пеной смуты в «народные военачальники» и послуживший до этого и гетману, и Директории. Его бригада цветисто именовалась «Первой Херсонской дивизией Атамана повстанческих войск Херсонщины, Запорожья и Таврии Н.А. Григорьева».

Как и Махно, Григорьева поначалу объединила с красными борьба с петлюровцами и с белой Добровольческой армией, приступившей в начале девятнадцатого к активным наступательным действиям. Отряды Махно вошли в дивизию Дыбенко на правах отдельной бригады с выборными командирами, черным флагом и лозунгом «Анархия – мать порядка».

В архиве Российского военно-исторического общества содержится несколько упоминаний о 9‐м Заднепровском Украинском советском полке, где служил Ефим Славский.

Павел Дыбенко и Нестор Махно.

[Из открытых источников]

Читаем в «Приказе по группе войск харьковского направления о создании Заднепровской украинской советской дивизии. 19 февраля 1919 г. за подписями «Врид. командующего группой Скачко, Врид. начштаба Картышев»:

«…Из 19‐го и 20‐го полков образовать 3‐ю бригаду под командой т. Махно, в составе которой должны образоваться 7‐й, 8‐й и 9‐й Заднепровские пехотные стрелковые полки» [10].

В приказе также поясняется, что в состав дивизии входят бронепоезд № 8 «Грозный», авиаотряд, броневой дивизион, артиллерия в количестве 15 орудий и 1‐й Екатеринославский кавалерийский дивизион.

Согласно этому документу, донецкий рабочий, большевик Ефим попал служить в Красную армию под команду батьки Махно! Если он сам в воспоминаниях не путает номер полка (а это вряд ли – такие вещи отпечатываются в памяти навсегда), то понятно, почему он не считал нужным обозначить тот свой период боевых действий хоть какой-то конкретикой. Учитывая последующую судьбу анархистов Гуляй-Поля и самого батьки, тема эта была, деликатно говоря, «непопулярной» в советской мемуаристике.

Стоит сказать, что «армия» революционера-анархиста Махно (Нестора Ивановича Михненко) была одной из самых мощных и влиятельных на Украине вооруженных группировок. Про военные способности Махно ходили легенды, его тактика боев с быстрыми нападениями и стремительными маневрами рессорных тачанок с пулеметами изумляли противника, их позже повсеместно переняла Красная армия. Наглядные военные успехи махновцев заставили большевиков искать с ними «тактического» сближения на Украине: воевать на три фронта – с белыми, петлюровцами и «зелеными» – было явно несподручно. Ведь в селах юга Украины повсеместно пели: «За горами, за долами ждет сынов своих давно батько храбрый, батько добрый, батько мудрый наш – Махно».

Концовка этого альянса, скорее всего, была заранее ясна Ленину и Троцкому, но, по-видимому, невдомек на первых порах «батьке». Впрочем, выбор союзника у него также был невелик: белые не подходили «классово», а Петлюра – и классово, и национально: будучи малороссом и ведя за собой крестьянские массы Украины, Махно ненавидел украинский «щирый» национализм и антисемитизм.

Вопреки распространенным о нем позже байкам, беспринципным авантюристом-бандитом он точно не был, верил в победу анархистской революции во всем мире и крестьянско-рабочую безвластную мировую республику. Что «органично» соединялось в нем с разгульной разбойничьей удалью.

Вливанием этой анархистской вольницы в Красную армию и стал свидетелем боец Ефим Славский. И не только свидетелем, но и непосредственным участником!

Славский наверняка не раз видел своего знаменитого комбрига в деле. С черными патлами волос, пронзительными и хитрыми глазами, Махно, кажется, физически заряжал бойцов своей неуемной энергией.